У меня оставалась особая просьба к Томасу, но я сомневалась – надо ли это делать или лучше оставить все как есть? Как можно уехать из Торнбери, не увидев… могилы любимого? Я обязана почтить его память. Прошлое необходимо отпустить. Сейчас самый подходящий момент просить об этом Тома – как бы он ни отнесся к моей просьбе, одно уже хорошо: она отвлечет от прозвучавших глупых вопросов о его девушке…

– Извините, что меняю тему… (Я видела, как он нахмурился и с опаской взглянул на меня.) У меня осталось последнее желание, извините за пафос. Могу ли я увидеть могилу сэра Фитцджеральда? – выдохнула я и сама испугалась прозвучавших слов.

Томас некоторое время удивленно смотрел на меня, будто смысл сказанного не сразу дошел до его сознания, а потом с видимым облегчением ответил:

– Конечно, я не вижу в этом проблемы. Семейный склеп находится рядом с часовней, недалеко от поместья. Вы уверены, что это необходимо? Я не очень люблю это место. Оно слишком печальное. Мы можем отправиться туда прямо сейчас, это займет от силы полчаса или около того. Погода, похоже, обещает нас не разочаровать. Решайте!

– Я только за, давайте прогуляемся, только обещайте не отходить от меня ни на шаг и не пугать! – я улыбнулась, и Томас тихонько рассмеялся в ответ.

Как хорошо, что напряженность между нами исчезла. Несмотря на легкомыслие, я порой бываю сообразительной.

Выйдя из парка, мы свернули на лесную тропу, идущую в направлении часовни. Погода была прекрасная, по-летнему жаркая. Мне пришлось снять куртку и, повязав ее на бедрах, идти в одной футболке.

Томас был одет легко, в привычные линялые джинсы и свободную клетчатую рубашку с закатанными до локтей рукавами.

– Элен, пока мы на пути к месту упокоения и скорби, можно ли мне воспользоваться возможностью и задать очень важный вопрос, интересующий меня, как исследователя семейной хроники, давно?

Я с удивлением взглянула на Томаса.

«Какое торжественное вступление!»

– Конечно, но смогу ли я на него ответить? Я не знаю…

– Думаю, знаете. Этот вопрос касается лично вас. Я так и не понял, читая записи дедушки, почему вы в тот вечер решили неожиданно покинуть поместье. И что за опасность, по словам Фриды, вам грозила?

«Ну конечно…»

Невеселая улыбка заиграла на моем лице. Это действительно так и осталось тайной, унесенной бедной Фридой в могилу и мною в далекое будущее.

Вот и пришло время расставить все точки. У Тома тоже есть вопросы, на которые могу ответить только я одна.

– Я скажу, правда покажется вам…

Томас остановился, слушая мое вступление.

Я на миг закрыла глаза и невольно перенеслась в мыслях на двести лет назад. Мрачная картина готовившегося злодеяния вновь сжала внутренности в комок, сердце заныло от страха и бессилия.

Собравшись с духом, боясь поднять на спутника глаза, я призналась:

– Я была вынуждена покинуть Торнбери по просьбе Фриды, кормилицы…

– Почему? Почему Фрида попросила это сделать?

– Томас, если вы не станете меня перебивать, то скоро все поймете, – я набрала воздуха. – Сэр Лукас Фишерли, семейный врач семьи Коллинз, дал Фриде сильнодействующий яд, который она обещала незаметно подсыпать мне в чай, чтобы ночью произошел инфаркт или… инсульт, Бог знает что, в общем, чтобы наступила «естественная» смерть, которую он бы подтвердил. Но она не собиралась исполнять его преступную просьбу и предупредила меня об опасности. На Томаса страшно было смотреть. Он побледнел как полотно.

– Что? Повторите…

Я шагнула к нему и взяла под руку, парня била дрожь.

«Почему его это так волнует?»

– Томас, ради Бога! Если вы не успокоитесь, то я ни слова больше не скажу!

Мы некоторое время стояли молча, не сводя друг с друга напряженного взгляда.

– Продолжайте, пожалуйста. Я успокоился. Если быть откровенным – то я предполагал что-то подобное… Но из ваших слов следует, что Фрида призналась в дьявольском замысле доктора и ценой собственной жизни спасла вас? Я никогда не верил в причину ее смерти от внезапного разрыва клапана, как писал в дневнике сэр Коллинз, слишком не вовремя это произошло или, наоборот, в самое время. Выходит, доктор отравил ее?

– Да, Том, я жива благодаря ей. Лукас должен был избавиться от свидетелей. Он, полагаю, одним из первых узнал, что произошло в лесу, и решил – более на пути его племянницы нет преград. А потом до смерти испугался, что Фрида разоблачит его намерения, и незамедлительно подсыпал отраву… О ее смерти я узнала вчера из дневника Фитцджеральда и была потрясена хладнокровным преступлением и тонким расчетом. Когда-то они были любовниками…

Томас несколько мгновений стоял прикрыв руками лицо.

– Теперь все ясно. Планы доктора сейчас как на ладони. Избавившись от Фриды, он довершил задуманное родителями Фитцжеральда и Анны, соединил две семьи, два древних рода и два дома. И я являюсь потомком этого проклятого союза…

– Стоп. Почему проклятого? Вы ошибаетесь, из записей Фитцджеральда я поняла, что леди Анна любила его и простила перед свадьбой.

– Перед свадьбой – да, если она, конечно, не лукавила. Но потом к ней пришло безумие. Не говоря уже о Зле, проросшем в душе, несшем семя семьи Мортон. Вы многого не знаете, Элен! Вы ничего не знаете о сборище фанатиков, распространявших слухи о вас как приспешнице дьявола. Долгое время я не мог понять, кто руководил толпой, кому было выгодно распускать нелепые сплетни. Я полагал, что во всем виновато исполненное злобой сердце леди Кэтрин, но сейчас очевидно, что ее родной брат имел непосредственное отношение к тому страшному случаю. Как был слеп сэр Фитцджеральд!..

– О каком случае идет речь?

– О! Это очень долгая и жуткая история. Большая часть из нее правда, но некоторая основывается на слухах и, безусловно, лжива. В то смутное время, как раз перед войной с Наполеоном, существовало тайное общество заговорщиков, скорее просто душевнобольных, одержимых сластолюбцев, членами которого были высокопоставленные люди, скрывавшие свои лица под масками язычников, а на самом деле поклонявшиеся сатане. Несколько раз в соседней деревне пропадали маленькие дети и молодые невинные девушки. Пропадали бесследно. Слухи о Белой Ведьме разносились со скоростью лесного пожара, и скоро вся округа сошла с ума от страха. Надеюсь, вы догадываетесь, кем была та несчастная? Чьим призраком?

– Да, было бы смешно, если бы не было так грустно, извините за каламбур. Очевидно – я здесь ни при чем. Догадываюсь также, что мой образ был лишь прикрытием.

– Безусловно! Но вы не догадываетесь, что в результате была сожжена ни в чем не повинная молодая женщина.

– Как – сожжена? На костре? В девятнадцатом веке? Это невозможно!

«Но почему невозможно? Ты сама пару дней назад была на ее месте… во сне».