Когда Расти свернул лестницу, оставляя Коррину на чердаке, противовесы закрыли люк с мягким стуком, заставившим его вздрогнуть. Отвязанный шнур он сунул на полку над ее висящей одеждой.

Выключив свет в шкафу, парень секунду постоял, прижавшись ухом к двери и прислушиваясь к активности в спальне. В комнате царила тишина, но он знал, что это может быть молчание чего-то затаившегося и ожидающего.

Он приоткрыл дверь. В спальне было темно, за исключением двух оконных прямоугольников, едва выхваченных из темноты светом заснеженных уличных фонарей.

Расти переступил порог и миг спустя различил открытую дверь в коридор верхнего этажа, чуть менее темную на фоне черной стены.

Если бы нечто, подобное блондинке в синем халате, ждало его там, оно бы уже атаковало. Он слишком ярко помнил змеиную скорость, с которой она набросилась на людей в «трэйлблейзере».

Нагнувшись вперед, выставив перед собой руки, чтобы не наткнуться в темноте на мебель, Расти двинулся к двери. Ему нужно было как можно быстрее забраться подальше от спальни, прежде чем привлекать к себе внимание и уводить их прочь от Коррины. Он ощупал кресло, прошел мимо высокого комода и достиг двери, не издав ни звука.

Во рту парня пересохло, будто от соли. Желудочный сок жег его до самого горла, как не бывало с ним со времен войны.

Долгое время он стоял в дверном проеме. Тишина, словно в вакууме на Луне, намекала на то, что убийцы либо не входили в дом, либо уже покинули его.

Он сделал два шага в коридор и снова замер, прислушиваясь. Окон здесь не было. Слабый свет, проникавший в окна фойе и освещавший пролет лестницы под ним, ничего больше не выдавал.

Тишина. Тишина. Далекое дзинь-дзинь-дзинь. Ему показалось, будто звук доносится с первого этажа. Дзинь-дзинь-дзинь. Он ошибся. Не снизу. Из дальнего конца непроглядно темного коридора, где он стоял. Дзинь-дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь. На этот раз Расти лучше определил источник: он находился на расстоянии вытянутой руки от него.

Намми О’Бэннон иногда слушал радио, но никогда еще не был там, где его делают. Внутри не оказалось ни музыкантов, ни певцов, которых он ожидал увидеть. Комнаты были в основном кабинетами, кроме той с пультом от космического корабля, где работал мистер Ральф Неттлс, а все столы были совершенно неаккуратно завалены вещами.

Мистер Лисс присматривал за сломанным монстром Ксероксом Боза в одном из кабинетов, а Намми наблюдал за ними обоими. Он боялся, что Ксерокс Боза начнет совершать грязные чудовищные делишки, потому что здесь не было для него пианино, поэтому Намми за ним и следил. И за мистером Лиссом тоже, потому что старик всегда делал что-то интересное, даже если это интересное было из тех дел, которые бабушка не одобряла.

Несколько минут вокруг было спокойнее, чем с тех пор, как Намми познакомился с мистером Лиссом, а потом случилась самая странная штука за весь этот странный день. И даже самая важная штука в жизни Намми с тех пор, как бабушка умерла и он остался один.

В комнату вошел человек. Такого большого Намми никогда не видел, и большим он выглядел не потому, что был толстым, а так как был высоким и очень мускулистым, что сразу понял Намми, несмотря на плащ с капюшоном, который надел на себя этот мужчина. Он казался больше Бастера Стилхаммера, реслера, а руки у него были такими большущими, что он мог делать фокусы с исчезающими яблоками, а не с монетками, как большинство магов. Половину его лица покрывала татуировка, но это не главное. Второй самой важной вещью из тех, что случились с Намми, оказалось то, что он увидел глаза гиганта.

Когда великан посмотрел на Намми, в его глазах задвигался свет, совсем как в больничном аппарате, на том экране, который показывал бабушкино сердцебиение, только этот свет был ярче, мягче и совсем не страшный, а красивый и успокаивающий. Намми не понял, почему свет в глазах человека не испугал его, особенно в сочетании с испорченной половиной лица и татуировкой, – но потом он понял.

Бабушка говорила, что на земле живут ангелы, ангелы-хранители, однако они работают втайне и их непросто отличить от других людей, потому что у них нет крыльев и нимбов. Она говорила, иногда их можно распознать, если увидишь свет любви в их глазах. В них так много любви, говорила бабушка, что иногда они не могут удержать ее всю внутри, они выдают себя светом своих глаз.

Намми раньше ни разу не видел ангела, а теперь увидел, и ангел сказал Намми:

– Не бойся, сынок. Ты переживешь эту ночь. А через пятьдесят дней все изменится к лучшему.

Потом ангел взглянул на Ксерокса Боза и еще долго смотрел на него, а затем сказал мистеру Лиссу:

– Ты утверждаешь, что этот репликант сломан.

Мистер Лисс, наверное, не видел ангельского света в глазах большого человека – или, если видел, не понял, что это такое. Для старика самым важным было одно слово из сказанных ангелом. Он выпучил глаза, и волосы у него встопорщились сильнее обычного, как у мультяшного зверя, вся шерсть которого встала дыбом из-за того, что он попал лапой в розетку.

– Утверждаю? – спросил мистер Лисс. – Утверждаю? Это такая оговорка, чтобы не пришлось говорить мне в лицо, будто считаешь меня лживым сукиным сыном? Ты являешься сюда как к себе домой, твоя красивая морда татуирована похлеще задницы рок-звезды, и ты мягенько так намекаешь, что Конвей Лисс на самом деле лжец? Да с теми, кто называл меня лжецом, я поступал хуже, чем Сталин с котятами, а он, поверь мне, ненавидел котят. Он вырывал им глотки зубами, если мог поймать. Эта штука, которая должна была называть себя Барри Бозманом, сломана так сильно, что любому дураку, кроме тебя, все сразу видно. Посмотри на его виноватую рожу, как он скорчился на этом стуле. Он запрограммирован не убивать себя, а хочет, чтобы я убил его, но я этого не сделаю, пока не буду готов и уверен. Никто не станет мне указывать, когда кого убивать, даже поломанное чудовище Франкенштейна!

Намми видел, что ангел среагировал на имя Франкенштейн, однако не спросил мистера Лисса, в своем ли тот уме, и не назвал его лжецом. Он вообще ничего больше не сказал старику, лишь подошел к Ксероксу Боза и остановился над ним, глядя сверху вниз. Ксерокс Боза попросил ангела убить его, и Намми думал, ангел ответит, что не может, ангелы такого не делают. Вместо этого ангел очень мягко сказал:

– Я твой брат. Две сотни лет разделяют наши… рождения. Ты узнаёшь меня?

Ксерокс Боза долгое время смотрел ангелу в глаза, а потом тихо произнес:

– Я… не знаю.

Мистер Лисс очень расстроился по поводу брата и захотел узнать, что это за чертов слет монстров. Никто, даже Намми, не обращал внимания на ворчание старика.

Ангел спросил у Ксерокса Боза:

– Что твоя жизнь?

– Страдание.

– Ты готов остановить его навсегда?

– Я не смогу поднять руку на моего творца.