– Что это? – спросил Брюс.

Салли, бросив взгляд на писателя, вначале подумал, что вопрос касается его вполне невинного влечения к Грейс. Но Брюс подался вперед, прищурив глаза и глядя куда-то за работающие дворники, сквозь падающий снег.

Перед ними, на улице, стояли мужчина и женщина, в одном ряду, но в шести футах друг от друга, блокируя обе полосы. Они были одеты не по погоде, она – в простом черном коктейльном платье, он – в смокинге. Обоих окутывала аура театральности, словно улица представляла собой сцену, на которой они собирались ставить потрясающее представление, где он был бы иллюзионистом, а она – его помощницей, готовой рассы́паться стаей голубей. Салли затормозил и остановился менее чем в двадцати футах от них, он видел, что они такое, даже в жестком свете фар: невероятно красивые люди, красивее кинозвезд.

Грейс с заднего сиденья промолвила:

– Те же самые. Они как те двое с кухни «Мериуитер Льюис», те, что сказали «Я ваш Строитель», а потом уничтожили всех и свили коконы.

– Нам не нужен этот бой, – заявил Брюс.

Салли включил заднюю скорость, проверил зеркало заднего вида, и, черт побери, на улице за ними оказалась точно такая же парочка. Четверо Строителей, по одному на каждого из сидящих в «хаммере».

* * *

Безлюдно и пусто. Безлюдно и пусто. И тьма над глубинами. Так это было, так это будет снова.

Дух двигался над поверхностью глубин, освещенный искусственным светом. Солнце не отвечало на запросы Виктора Безупречного, а потому солнечный свет остался в мире. Но после Коммуны не выживет никто из тех, кто мог бы его видеть, не будет кожи, способной ощутить тепло.

Вознесенный оранжевой капсулой и кислотно-желтой таблеткой на новые высоты мощи и чистоты разума, Виктор шагает, чтобы думать, и размышляет о разрушении мира.

Безупречный провидец, он заглядывает вперед, в то время, когда уже ничто не летает, ничто не шагает, ничто не ползет, не скользит и не плавает, в тот период, когда почти ничто не растет, а то, что растет, – погибает, во время пустых небес, безжизненных земель, мертвых морей.

В приподнятом настроении он подходит к комнате, где состоялась бы весьма интересная встреча с Финансистом, если бы этот дурак не перепутал одну небольшую накладку с катастрофой. Здесь, оставив телохранителей в другом помещении, они бы встретились только вдвоем – поначалу, – чтобы просмотреть график захвата за пределами Рейнбоу-Фоллс и обсудить дополнительно вопросы оборудования, материалов и фондов, которые понадобятся в ближайшие месяцы.

В комнату можно было попасть через маленький вестибюль с двумя пневматическими дверями, которые с шипением одна за другой втягивались в стены. Комната была круглой, тридцать футов в диаметре, с куполом. Толстые бетонные стены и купол потолка покрывала звуконепроницаемая обшивка, многослойная, как тесто, поверх нее располагалась войлочная ткань с тысячами шестидюймовых конусов.

В дни холодной войны паранойя являлась необходимым ингредиентом выживания; и даже в этом глубоком бункере, защищенном от ядерного взрыва, укомплектованном самыми надежными патриотами, архитекторы не могли не устроить комнату, из которой ни единого слова не просачивалось ни в коридор, ни в прилегающее пространство и где можно было выстрелить из дробовика, не привлекая к себе внимания. Здесь крики звучали как шепот, но даже шепот был четким, словно крик.

Виктор ожидает увидеть в дальнем краю комнаты серую ширму из восьми тканевых панелей, но отнюдь не трехногий столик с медикаментами через считаные минуты после предыдущего приема. Столик ждет его за дверью вестибюля, на нем – холодная бутылка воды и черное блюдце. На блюдце – две маленькие белые капсулы, одна желтая капсула чуть побольше, одна пятиугольная розовая таблетка и один голубой шарик размером с конфету «M&Ms».

Это количество и разнообразие усиливающих интеллектуальные способности средств на одном блюдце беспрецедентно. Виктор Безупречный делает вывод: непрерывная телеметрия его великолепных мозговых волн и других физиологических данных оповестила персонал о том, что он находится на грани ментального прорыва, готов достичь новых высот восприятия, возможно поднявшись в реальность идей и мыслей настолько революционных и неизмеримо умных, что поразится даже он сам, хотя его нелегко – почти нереально – удивить. Он запивает все пять штуковин холодной водой.

Радостно предвкушая эффекты инновационных средств, Виктор пересекает комнату, доходит до ширмы и откатывает ее в сторону. На медицинской каталке лежит обнаженный репликант, его глаза закрыты, он в своего рода коме, ждет призыва к исполнению долга. Его внешность идентична внешности Финансиста, который не вышел бы живым из этой комнаты. При всем своем богатстве и власти дурак так и не понял, что, имея всего лишь один волосок, его можно скопировать и заменить. К чему лицемерить перед ним, выпрашивать новые фонды, новую поддержку, если замена его послушным коммунитарием гарантирует немедленную поставку всего необходимого?

За спиной Виктора глубокий, немного резкий, но сглаженный комнатой до кристально-чистого шепота голос произносит:

– Я доволен.

* * *

В надежде отвлечь от хозяйской спальни плюющееся осколками существо со стеклянным лицом, заманить его подальше от Коррины и чердака, Расти помчался вниз по лестнице. Освещенный коридор остался позади, впереди был лишь размытый метелью свет фонарей, подсвечивавший окна первого этажа, но не проникавший дальше. Насколько Расти знал, он вполне мог спускаться прямо в объятия женщины в синем халате или чего-то вроде нее, а возможно, и чего-то неимоверно более странного.

В фойе парень не раздумывая включил свет. И обнаружил, что он один.

Существо со стеклянным ликом спускалось по лестнице, преследуя его, Расти шагнул ко входной двери, почти открыл ее, но отшатнулся, увидев лицо того, кто стоял под одним из боковых светильников, освещавших крыльцо.

У киноэкранно красивого парня была настолько располагающая улыбка, что он мог бы продать что угодно кому угодно, даже надежду мертвым. Расти не сомневался – это один из восьми маршировавших по улице ранее.

Существо со стеклянным лицом упало с лестницы, разбилось, и Расти, обернувшись, увидел, как искрящиеся осколки твари ссыпаются на нижний лестничный пролет. Осыпавшись, осколки каким-то образом собрались во множество миниатюрных стеклянных человечков разного размера. Их конечности, отламываясь на ходу, оставались на ступеньках и вибрировали там. Примерно дюжина добралась целой до фойе, где расползлась и захромала в разные стороны, возможно пытаясь его найти, но не видя. Это продолжалось, пока человечки не столкнулись, не звякнули и не разлетелись на кусочки.

Война ни разу не приводила Расти Биллингхема на грань безумия, однако нереальные события сегодняшнего вечера с каждой минутой отталкивали его все дальше от спокойного центра разума куда-то на периферию. Он знал, это не галлюцинации, и все же увиденное противоречило здравому смыслу и предполагало бред, причем горячечный.