Наконец, что не менее важно, церковь через своих руководителей – епископов и настоятелей монастырей – обладала умиротворяющим влиянием на политическую жизнь, имея целью установление мира в межкняжеских раздорах и – особенно в Новгороде – примирение противоборствующих народных партий.

В тот период главой Русской церкви был митрополит Киевский. Как правило, он был греком, которого назначал константинопольский патриарх.

Епископы номинально назначались митрополитом. Фактически же киевский князь, а позднее и князь каждой из земель, где располагалась резиденция епископа, оказывал значительное влияние на назначение епископа166. Также и в Новгороде обращались за советом к вечу каждый раз, когда новгородский епископский престол оказывался вакантным. При Владимире на Руси было основано восемь епархий (см. Гл. III, 4). С уменьшением авторитета киевского князя каждый из местных князей стремился к тому, чтобы обосновать епископство в собственном княжестве. Накануне монгольского вторжения на Руси уже было пятнадцать епархий. С 1165 г. епископ Новгорода носил титул архиепископа. Каждый епископ обладал значительной властью над священниками и другим духовенством в своей епархии. Однако приходской священник часто назначался прихожанами, и епископ обычно подтверждал это назначение.

Русское монашество следовало византийскому образцу167. На Руси, как и в Византии, не существовало специализации в деятельности монахов, и все монахи образовывали как бы один орден. Что касается их организации, то некоторые из византийских монастырей строились по общинному типу. Братья жили в одном здании, получали от монастыря одежду, питались вместе и трудились под наблюдением настоятеля. В других монастырях каждый монах жил в своей собственной келье.

Первые русские монастыри, очевидно, были именно последнего типа, а общинный устав – такой, как в монастыре Студион в Константинополе, – был впервые введен на Руси в Печерской лавре в Киеве в одиннадцатом веке. Этот монастырь играл важную роль в поддержке христианской морали и образования, и в его стенах была написана первая киевская летопись. Под покровительством князей монастыри быстро распространились по Руси в киевский период, к концу которого их число достигло пятидесяти восьми, к чему нам следует еще прибавить двенадцать женских монастырей. За единственным исключением все мужские и женские монастыри располагались в городах. Это является ярким контрастом по отношению к ситуации, сложившейся в монгольский период (с тринадцатого по пятнадцатый век), во время которого большинство новых монастырей было основано в «пустыне» (то есть в девственных лесах), и, таким образом, им было предназначено сыграть важную роль в колонизации Северной Руси. Что касается церковного права, то епископ являлся верховным судьей в каждой епархии. Все находящиеся в подчинении церкви люди были под его юрисдикцией по всем вопросам судопроизводства. Тяжбы между представителями церкви и мирянами рассматривал смешанный суд епископа и князя или соответственно их чиновников.

Кроме того, были особые случаи, когда даже люди, не являющиеся представителями церкви, подчинялись юрисдикции епископа. К этой категории относились преступления против церкви и религии, семейные конфликты, а также случаи, связанные с моральными провинностями. Списки подобных дел были включены в так называемые «Церковные уставы», большинство из которых известно только в более поздних и неофициальных списках168. Мы обнаруживаем в них упоминание о таких преступлениях, как ограбление церкви, срезание крестов (по‐видимому, на кладбищах и на перекрестках), кража одежды с тел усопших, а также то, что современному читателю может показаться значительно меньшим преступлением, – привод в церковь собаки или какого‐то другого животного, и так далее. Что касается семейных конфликтов и преступлений против морали, то в список занесены следующие случаи: ссора между мужем и женой по поводу собственности; избиение родителей детьми (но не наоборот); супружеская измена; изнасилование женщины или девушки (а если монахини, то это требовало самых высоких штрафов); оскорбление, особенно когда женщину называли «шлюхой», и так далее.

В предыдущих главках были кратко рассмотрены некоторые аспекты правозащитной организации в Киевской Руси, такие, как поместная власть князя и бояр, а также епископский суд. Теперь нам следует рассмотреть древнерусскую юриспруденцию в целом (см. также Гл. IX, 10).

Важным фактором в развитии древнерусского права был свойственный ему дуализм169. Каждое русское племя устанавливало определенные правила социального поведения задолго до утверждения в Киеве князей из династии Рюрика. Князья, в свою очередь, стремились наложить на народ новые, выгодные им правовые обязательства. Социальная единица – община, клан, город, – с одной стороны, и князь – с другой, таким образом, являлись двумя основными факторами в развитии русского права и законодательства. С обращением Руси в христианство появился и третий фактор: церковь, которая имела в качестве руководства разработанную систему канонического права.

Можно почувствовать влияние всех этих трех факторов, в разной степени каждого, как в организации суда, так и в судопроизводстве. В древнейшей части «Русской правды» – в «Правде» Ярослава – мы обнаруживаем определенное сотрудничество между княжескими судами и народными правовыми институтами. В «Правде» Ярославичей, а также в расширенной редакции «Правды» княжеский суд со всей очевидностью представлен доминирующим учреждением. В Новгороде и Пскове, что засвидетельствовано грамотой каждого из городов, судебная власть князя была ограничена городскими чиновниками.

В русском судопроизводстве киевского периода элемент индивидуальной воли тяжущихся сторон играл очень важную роль, в то время как судья ограничивался наблюдением над спором и уравниванием средств и возможностей спорящих. У процесса не было следственной системы.

Государственные власти не вмешивались в расследование того или иного случая до его слушания. Местная община оказывала поддержку истцу в тех случаях, когда ему трудно было установить личность ответчика. Каждый, потерявший что‐либо или ставший жертвой воровства, мог объявить об этом на рыночной площади города. Если пропавшее не обнаруживалось на протяжении трех дней, то любой, у кого обнаруживалось пропавшее по истечении этого срока, считался ответчиком. Если хозяин находил пропавшее в чьем‐либо доме, то владеющий этой вещью мог отказаться от обвинения в краже, утверждая, что честно купил ее у третьего лица. Однако он обязан был помогать хозяину в установлении личности продавца. Это осуществлялось посредством так называемого «свода», являвшегося важной чертой средневековой русской досудебной процедуры. Истец и ответчик вместе с достойными доверия гражданами шли к продавцу; если тот не мог объяснить, как ему досталась вещь, его признавали виновным, и он обязан был заплатить за нее. Если он настаивал на том, что честно получил эту вещь от еще одного человека, то все они шли к тому человеку, и так далее, пока не находили виновного. Однако если расследование приводило в другие города, ответчик мог идти только к третьему «своду»: эта третья сторона должна была заплатить убытки, а затем могла самостоятельно продолжать расследование.