Мы не прерывали все это время зрительного контакта, пытаясь понять, что же в голове у собеседника.

— Ты повзрослела, — подвел итог папа.

— Ты рад? — проглотив ком, мешающий дышать, с трудом произнесла я.

— Я не рад, но я доволен. В общем-то, я добился того, чего хотел, ты хотя бы теперь видишь разницу между нормальными мужиками и молокососами, жаждущими легкой наживы. Но как я могу быть рад тому, что моя девочка все же выросла? С этим я никогда не смирюсь.

— Отпусти меня обратно, — тихо произнесла, вкладывая в свою просьбу все отчаяние. Мне казалось, что я подобрала идеальный момент — момент его откровений, он должен был проникнуться.

— Пиши рапорт на перевод, раз уж и правда мужем обзавелась.

— Папа! — Я подскочила с места и, все же переступив через свою обиду, подошла к нему. — Пожалуйста, перестань быть таким. Ты делаешь мне больно. — Слезы опять потекли по лицу, а сердце сжималось в тисках отчаяния. — Знаешь, как мне было тяжело? Когда ты… когда ты тогда… — Я начала хлюпать носом и путать произносимые слова, уже ничего не видела, когда почувствовала, как отец притянул меня к себе и, крепко обняв, запустил ладонь в волосы.

— Ты с такой стрижкой еще больше похожа на свою мать, — с горечью выдавил он. — Наська, прости меня, я, скорее всего, был неправ. Правда, до сих пор не могу понять в чем. Я, — отец тяжело вздохнул, — я же не хотел тебя никуда отправлять, но к совету Марины прислушался, думал припугнуть тебя, а ты взяла и раньше времени уехала. И тогда уж разозлила — бросила меня, как твоя мать, и я… Черт, дочка, наверное, это и было неправильно — засунуть тебя в такую дыру. Но я договорился с одним сержантом, чтобы он мне все о тебе докладывал. Понял, что не все у тебя так уж и плохо, и успокоился.

— О чем ты говоришь? — дрожащим голосом спросила я. Не понимала, о чем он вообще. — Мне, чтобы стать похожей на маму, надо как минимум, я не знаю, пластическую операцию сделать, и разве…

— Настенька, — перебил меня отец, — Марина не твоя мать.

— Нет.

— Родная…

Я боялась поднять голову — нет, я не хотела смотреть ему в глаза, ведь там должна была быть правда.

Нет.

— Папа?

— Настя, прости, я бы никогда об этом тебе не сказал, но Арсений прижал меня к стенке.

— Так вот что он подслушал. — Я отстранилась и все же посмотрела на отца, в его глазах стояли слезы.

— Вы пошутили, да? — Я никогда не была близка с матерью, но не настолько же, чтобы в один момент её лишиться.

Как это не родная?

Как?

Как один из самых близких на свете людей вдруг может стать неродным? Такого же просто не бывает. А где же тогда родная? Что за бред?

— А кто… — Я сбилась и заревела в голос, слезы душили, и мне сейчас отчаяннее всего хотелось оказаться рядом с Ромой, он бы объяснил. Он бы все расставил по своим местам.

— Ее нет, — глухо произнес отец, — она умерла в ту же ночь, как тебя родила, врачебная ошибка и большая потеря крови, которую никто не заметил.

— Папа, мы же в двадцать первом веке живем, — закричала я, — сейчас никто не умирает от родов.

Я отбежала от отца и развела руки в стороны.

— Ты поэтому не хотел, чтобы я выходила замуж? Из-за такого бреда? Нет, ну пап… это же неправда все.

— Настя, дочь, поехали домой?

— Нет-нет-нет…. — Я села на пол, обняла свои колени и принялась раскачиваться, повторяя одно и то же и до последнего отрицая происходящее и свалившуюся на мою плечи правду.

Чертов Сенька!

Мне не нужна была такая правда!

Не нужна. Зачем? Зачем мне было это знать?

Избалованный засранец, не умеющий держать язык за зубами.

Почувствовала папины руки на плечах и начала плакать еще сильнее. Да что же происходит с моей жизнью? Господи, где же Ро-о-ома?

— Папа, я хочу к Роме, пожалуйста, папа, — я говорила неразборчиво, скатываясь в истерику.

Но отец меня понял и поддержал — или захотел, чтобы я так думала.

— Хорошо, хорошо. Рома так Рома. Милая, все хорошо будет.

Хорошо, все будет хорошо. Лишь бы Рома был рядом, тогда все будет хорошо.

Проводил свою девочку на самолет и словно вместе с ней улетел. Отвратное состояние, как будто от меня кто-то кусок оторвал и не возвращает, падла.

Не стал дожидаться взлета самолета, иначе стало бы еще хреновее, сразу поехал домой собирать вещи. Завтра мне нужно быть на службе и написать кучу рапортов. Потом надо сделать как-то так, чтобы они придержали личное дело Ворон, возможно, тогда все разрешится как-то быстрее. Иначе ждать, пока ее личное дело идет в Москву три месяца, и только потом получить возможность перевода — ну это же самоубийство самое настоящее. Я скорее чокнусь, чем проживу без нее так долго.

Сам же я не хотел переводиться ни в какую Москву, но разве это выбор? Надо будет — переведусь. Лишь бы вдыхать запах любимых волос по ночам.

Уже в обед я обнял родителей и отправился в Кастрюлино, на подъезде к которому мне позвонила Настя и сообщила об успешном перелете. Я, конечно же, не волновался и был уверен, что все будет отлично, но все же любой перелет в наше время — это потенциальный риск и опасность.

Я остановился переночевать у знакомого, ведь впереди меня ждал тяжелый день, кто бы знал, как я ненавижу всю эту бумажную волокиту. Никогда бы не смог сидеть в душном кабинете и заниматься раскладыванием и сортировкой приказов.

А во втором часу ночи прозвенел неожиданный звонок. Я ждал Настиного звонка, но принцессе было как раз таки не до меня, она лишь написала смску, что устала и легла отдыхать, а вот звонивший сейчас абонент очень некультурно долбил мне на телефон.

— Слушаю, — резко ответил я, не хотелось мне слышать этого человека — желательно никогда.

— Роман, у меня к тебе просьба.

— Очередная? — ухмыльнулся и крепко сжал кулаки.

— Ты завтра в Кастрюлино будешь? Притормози Настино личное дело, а то, пока у нас начнется здесь день, они там у вас могут что-то начудить.

— Это что, шутка такая?

— Нет, дочь хочет обратно, тем более у вас теперь есть веские обстоятельства и все это лишь вопрос времени. Смысл мне вставлять вам палки в колеса?

— Вас укусил обдолбанный дикобраз?

— Что-о-о?

— Нет? Инопланетяне подменили?

— Слушай, ты, щенок, давай-ка не зарывайся, пока я не передумал, а то борзота с тебя так и прет.

— Фу-у-ух, — аж от одного места отлегло, — ну теперь я хотя бы верю, что это вы, — задумчиво заметил я, хотя вся ситуация больше походила на театр абсурда.