— Можно и поподробней, — спокойно ответила Мария, устраивая турку на зажженное пламя. — Ну была я замужем. И что?

— Да так, — задумался я. Действительно, ну и что? Надеяться, что моя избранница ждала меня столько лет… Смешно, но где-то на это я и надеялся…

— Олег, я тебя очень люблю. Но мне не семнадцать и даже не двадцать пять лет. И до встречи с тобой у меня был мужчина. Муж, между прочим, вполне законный.

— А Гном? — зачем-то спросил я. — Мне почему-то казалось…

— Если кажется, что нужно делать? Вот-вот… Если бы у меня с ним что-нибудь было, сейчас бы я не сидела с тобой и не готовила бы для тебя кофе… Извини, но я не приучена спать со всеми подряд. Воспитание не то. Старорежимное… Если бы у меня что-то было с Валеркой, то все бы об этом знали. И тогда не поскакала бы я тебя выручать.

Может, и не врет. Но если и врет, то лучше не допытываться до подробностей… Ну её, эту правду. Достаточно того, что буду знать о муже. Законный муж, в общем-то, — это еще ничего. Если, разумеется, между ним и мной у нее никого не было…

— А где сейчас муж?

— Где муж… — грустно улыбнулась Мария. — Муж — объелся груш…

— Почему?

— Почему… — повторила Машка мой вопрос, разливая по чашкам дымящийся кофе. — А скажи, как бы ты себя чувствовал, если бы твоя жена, с которой прожил много лет, оставалась молодой?

— Сложный вопрос, — отхлебнул я первый глоток. — Право, даже и не знаю. Вроде радоваться надо.

— Именно, что вроде… Первые пять лет муж внимания не обращал. Я ведь и в институте выглядела моложе, чем сверстники. И потом. Ну выглядит жена молодо — и ладно. Потом еще десять лет — радовался, когда знакомые спрашивали: «Это твоя дочь?» Или думали, что женился на молоденькой. Он меня даже по ресторанам и театрам водил, чтобы все видели… Но рано или поздно это начинает раздражать… А тебя бы не раздражало?

— Наверное, раздражало бы… Не жена, а Дориан Грей в юбке.

— Вначале не муж раздражался, а сослуживцы. Сослуживицы. Бабы, пусть они и трижды кандидаты с лауреатами, все равно бабы. Вопросы: «Как же вам Мария Петровна, так хорошо выглядеть удается? Поделитесь рецептом…» Шепотки, сплетни, слухи… А одна биологическая докторша поинтересовалась — не было ли у меня в родне кого-нибудь из знахарок или колдуний? Мол, не передавали ли они мне какой-нибудь эликсир молодости? А тут еще спектакль по телевизору показали «Средство Макрополус». Не тот, что с Гурченко, а старый телеспектакль. Тут уже на меня они чуть ли не вызверились. Не веришь? Думаю, будь это лет сто-двести назад ведьмой бы признали и на костер стащили.

— Вот это — точно, — покладисто поддакнул я. — Рыжей ведьмой.

— Тебе-то смешно? А мне? Пришлось увольняться «по собственному желанию». Я как-то пришла на юбилей нашего выпуска. Покрутилась там, покрутилась. Такие старые дядьки и тетки… Димка, наш бывший комсорг, толстый и важный, спрашивает: «Девочка, ты дочка Марии Волковой? А где она сама?» Я что-то промямлила…

— А муж? Он знал, кто ты?

— Конечно нет. Он был убежденным материалистом и скептиком. Да еще и секретарем парторганизации. Я его каждый год таскала на ту поляну. Думала — может, откроется проход… Нет, ничего не получилось. А объяснять — мол, выгляжу молодо, потому что мои биоритмы несколько иные, так как я оборотень и, кроме того, часть своей жизни провожу в таком месте, где можно помолодеть, даже и не пыталась. Он, в конечном итоге, сильно запил. А ведь был хороший хирург. Сложные операции делал… Однажды с похмелья делал операцию по удалению аппендикса. Операция-то простейшая… А у него что-то «закоротило» и вместо того «червеобразного отростка» удалил треть кишечника. Пациент умер прямо на столе. Дело чуть до суда не дошло, но замяли… Конечно же с работы ему пришлось уволиться. Устроился в районную поликлинику и ушел от меня к своей медсестре. Помнится, первое время в подушку рыдала… Думала: «Как же так? Сменять меня на какую-то толстую безобразную бабищу с двумя детьми?» Потом — поняла. А медсестра ему ребенка родила. Теперь, наверное, внуков нянчит…

— У кого что болит… А я другую историю вспомнил. В бытность мою ментом привезли одну пьяную даму, очень «синюшного» вида. На вид — лет пятьдесят. Сидит она в «обезьяннике», матерится. Успокоить никто не может. А я подхожу и говорю: «Бабушка, не шумите, пожалуйста!» Она аж задохнулась: «Бабушка?!» А я потом по картотеке посмотрел, ровесница моя… А мне тогда двадцать пять было. Вот ей бы твои проблемы…

— Ну пусть свои проблемы она сама решает, — чересчур резко бросила Мария. — Пить надо бросать. А мои проблемы — со мною остаются. Знаешь, в моем возрасте выглядеть настолько моложе — тоже не подарок. Вечная девочка. Вон, твои салажата меня ровней считают.

— Хочешь, обрадую? Сейчас в тебе появилось что-то от зрелой женщины. Видимо, беременность влияет.

Машка благодарно улыбнулась и прильнула ко мне:

— Знаешь, как осточертело быть вечной девчушкой-поскакушкой? Хочу состариться!

— Ну и дура.

— Олег, — замялась вдруг Машка. — Почему ты до сих пор не спросил — сколько мне лет?

— Тебе? Вначале, когда мы впервые увиделись, думал — лет семнадцать — восемнадцать. Потом понял — ты старше. Лет, скажем, двадцать семь — тридцать.

— Ну биологически мне столько и есть. А на самом деле? Если соотнести те данные, что у меня в паспорте записаны?

— А у тебя еще и паспорт есть?

— Представь себе — есть. И очередь в паспортный стол почти час отстояла. Тоже — анекдот был. Паспортистки сбежались на меня посмотреть… Наверное, гадали — сколько такая «пластика» стоит… Ну так сколько же мне лет?

— Маша, — поморщился я, не желая говорить на тему, которая мне была очень неприятна. — Ну какая разница? Банальность скажу. Женщине столько лет, на столько она выглядит. Будем считать, что тебе — двадцать семь. Меня это устраивает. Будь ты моложе, посчитал бы себя растлителем несовершеннолетних.

— Олег, — напирала на меня Машка, — я ведь от тебя все равно не отстану.

— Ну ладно, — вздохнул я. — Тебе — пятьдесят семь лет. Довольна?

— Хм, — выпятила Мария нижнюю губу. — Почти. Пятьдесят шесть. Я уже год как официально нахожусь на пенсии. А как догадался?

— Сопоставил. Не забывай — когда-то следователем работал. И потом, я же еще и историк. Ты упоминала даты, события. Да и без этого можно было просчитать. Дядька твой, Ярослав, сказал как-то, что у него была сестра, двадцать пятого года рождения. А муж Елены — то есть твой отец, умер в начале пятидесятых.

Машка заметно загрустила. Пойми ты этих женщин. Это — плохо и эдак — тоже нехорошо. Плохо, когда старше выглядят, и плохо — когда молодо. Хоть застрелись!

— Слушай, Мария, — вдруг пришла мне в голову одна мысль. — А ты со своим мужем официально развелась?

— Не помню. А какая разница?

— А разница в том, что мы с тобой порядочные сволочи. Считай, что оба, при живых супругах, семью создали.