Бен снял номер из нескольких комнат и разрешил дочери украсть из «Лайон-парка» кролика и притащить его сюда. Вообще-то Бен Грин был не из тех людей, которые смотрят сквозь пальцы на присвоение чужой собственности, но Люси просто отказалась уезжать без Милли. Отчаянно рыдая, она пряталась под столом и кричала, что повар отеля зарежет Милли и подаст ее на обед. Поэтому Бену пришлось клятвенно пообещать, что он будет изо всех сил защищать Милли, а затем собственной кровью (нанеся небольшой порез на ладонь) вывести на ножке стола крестик так, чтобы Люси могла его видеть. Только после этого она вылезла наконец из-под стола.

Чтобы кролик мог покинуть пределы «Лайон-парка» незаметно, Бену пришлось завернуть его в свой пиджак. Как только Милли оказался в такси, Люси тут же кинулась его распаковывать. Водитель смотрел на них с кроликом в зеркальце заднего вида.

— Я ничего не видел, — предупредил он — Если у вас имеются животные, провоз которых в городском транспорте запрещен, прошу мне об этом не говорить.

Они ничего ему и не сказали. К тому же они все — Люси, Бен и Милли — были слегка не в себе. В новом отеле в распоряжение Бена поступила кушетка в гостиной, а Люси предназначалась спальня. Здесь было очень тихо, в окнах не мелькали огни светофоров, но заснуть Люси никак не удавалось. Взяла с собой в постель книгу — конечно, «Дневник Анны Франк», — но не могла заставить себя сосредоточиться. Как ни странно, ей было совершенно неинтересно читать. Так она не спала целых три ночи, а потом заболела.

У нее началась дрожь, которая все не проходила. Ей было то ужасно жарко, то вдруг сразу становилось холодно. Почему-то стало болеть во рту, и она не могла выпить ни глотка воды. Тогда Бен попросил портье вызвать врача, и к Люси пригласили одного английского доктора. Он приехал на конференцию в Лондон и проживал как раз в «Смитфилде». Когда доктор вошел в номер, Милли сидел на кровати и что-то грыз. Бен уже рассказал, что на глазах у его двенадцатилетней дочери, очень впечатлительной и ранимой, произошло ужасное дорожное происшествие.

— Ну, что у нас здесь? — спросил доктор. — Кролик в гостинице? Не совсем то, что я ожидал бы встретить в Лондоне.

Люси промолчала. Ей здесь нравилось и совсем не хотелось отсюда уезжать. Говорить ей тоже не хотелось. Но рассказывать о том, что не может заснуть, потому что все время слышит крик Майкла Маклина, она тоже не собиралась.

Доктор уже знал, что маленькая больная отказывается говорить и что такое с ней было прежде, когда умерла ее мать.

— Ты когда-нибудь слышала о третьем ангеле? — спросил он.

Обычно он получал ответ на этот вопрос, но Люси даже не смотрела в его сторону.

— Говорят, что есть ангел смерти и ангел жизни, про третьего никто не знает. А это тот, кто бродит среди нас.

Так слушает она его или нет?

— Он не сияет светом. Как и не совершает ничего ужасного или жестокого. Он похож на людей, иногда его даже не отличить от нас. И некоторые из людей пробуют помочь ему. Именно для этого — чтобы показать нам, какие мы на самом деле, — ангел и приходит на землю. Человеческие существа ведь не боги. Мы постоянно совершаем ошибки.

— Не очень-то утешают больных такие разговоры. Врачам полагается лечить людей, а не попрекать их ошибками.

За последние несколько дней Люси не произнесла ни слова, теперь у нее в горле пересохло, и говорила она хрипло.

— Делаю, что могу. — Доктор пожал плечами. — Ты, наверное, тоже.

— Вы обо мне ничего не знаете, — возразила Люси.

— У меня есть дочка примерно такого же возраста, как ты. — Он посмотрел на лежавшую на столике у кровати книжку «Дневник Анны Франк». — И тоже заядлый читатель.

Люси украдкой бросила на него взгляд. У этого доктора был такой грустный голос, наверное, он видел много больных и несчастных людей. Она заметила, что на руке у него было две пары часов, и удивилась. Очень странно.

— Вы, случайно, не фокусник? — уточнила Люси.

У нее ужасно болели все ребра. Целую ночь ее мучил кашель, она даже уткнулась лицом в подушку, чтобы не разбудить отца. Она и так причинила всем много неприятностей. Больше этого не будет.

— Фокусник? В смысле шарлатан? — недоуменно переспросил доктор. — Ты про какие фокусы?

Люси рассмеялась бы, если бы не чувствовала себя так ужасно плохо.

— Про фокусы с часами.

— А-а, вот ты о чем. Да, я, бывает, пользуюсь обеими парами. С помощью одних я считаю пульс больного. — Он тут же взял руку Люси и нащупал ее пульс. — А по другим определяюсь с временем. Потому что боюсь опоздать. Это, так сказать, хронометр-шагомер.

— Здорово.

Люси уселась в кровати поудобнее. Таких докторов она никогда еще не видела.

— Не будешь возражать, если я прослушаю твои легкие? — деликатно спросил врач.

Она пожала плечами. У него был старый черный саквояж, который открывался, когда нажимали на металлическую защелку. Доктор достал из саквояжа стетоскоп, внимательно выслушал легкие, сначала со спины, затем со стороны груди. Даже она слышала, как хрипит у нее внутри. А затем разразилась таким ужасным приступом кашля, что едва успела прикрыть рот ладошкой. Ребра у нее так и ходили.

Доктор сидел и вежливо ждал, когда она справится с приступом и отдышится.

— Твой кролик не кашляет?

— Нет, Милли совсем не кашляет. Очень тихий кролик.

Доктор попросил девочку придвинуться к краю кровати и принялся постукивать по ее коленкам и локтям специальным молоточком. Она чувствовала себя марионеткой, которую дергают за веревочки. Потом попросил ее кашлянуть еще разок, и она так раскашлялась, что не могла остановиться. От этого шума кролик проснулся и поспешно спрятался под кроватью.

— Почему ваши часы называются хронометр-шагомер? — спросила Люси, как только сумела справиться с кашлем.

— Потому что я переставляю их на час назад, чтобы, когда вернусь домой и увижу свою дочку, у нас с ней был еще целый час.

Люси рассмеялась и тут же поморщилась от боли.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросил в свою очередь доктор.

Люси покачала головой. С той ночи она возненавидела некоторые вещи и никак не могла избавиться от этой ненависти. Визг автомобильных покрышек, вид крови, красный цвет, резкие неожиданные шумы, удары собственного сердца.

— Я думаю, что у тебя пневмония. Причем на фоне довольно тяжелой астмы. У тебя прежде не было астматических атак, ты не помнишь? Когда так пыхтишь, будто тебе не хватает воздуха?

Люси отрицательно покачала головой.

— Скоро мы на пароходе поплывем домой. Мне там станет лучше.

Почему-то вспомнилась миссис Гендерсон, черепаха.

«Я до сих пор ни разу о ней не подумала, вот какой я плохой человек», — решила она.