Что касается Гланиса, Кранит его, похоже, недооценил. Сперва он принял его за эдакого придворного оловянного солдатика, которые великолепно смотрятся в шикарной кожаной униформе и неплохо обучены обращению с самыми распространенными видами оружия, но неопытны в бою. Друзьями им не стать – меньше всего Кранит хотел заводить друзей, – но он проникся к мальчишке уважением. Он видел в нем то же самое, что его учитель, вероятно, когда-то видел в нем самом: большой потенциал и необузданные мечты, некоторый излишек самоуверенности, но в то же время готовность учиться. И Кранит поверил его словам, когда тот сказал, что готов отдать за девчонку жизнь.

– Заканчивайте, ребята! – он хлопнул Гланиса перчаткой по плечу.

Тому понадобилась еще пара секунд; затем он отвернулся от окошка и настроил радиосвязь так, чтобы Кранит его слышал.

– Я готов.

Кранит увидел лицо Иницы за маленьким окошком.

– Я приведу его назад, если тебе этого непременно хочется. А если нет, брошу пропадать снаружи. Решение за тобой.

– Приглядывай за ним, хорошо? – услышал он ее голос в своем шлеме. Она явно старалась подавить тревогу: видимо, тоже понимала, что миссия самоубийственная. Муза торжественно заверила их, что контролирует стального монстра, что тот ее слушается. Но кто контролирует саму Музу? Сколько в ней сокрыто древней мощи машин?

Заметив, что она смотрит на него своими прекрасными очами, Кранит отвернулся и подал один знак Инице, а другой – в камеру под потолком. Секунду спустя Шара запустила механизм выравнивания давления.

Переборка открылась. Перед ними простиралось опустошенное нутро станции высотой в десятки этажей – стальная рана с рваными краями. Кранит вновь подумал: наивно надеяться, что они и впрямь смогут активировать гипершлюз. Если хоть одна из двадцати трех станций повреждена слишком сильно и круг разорван, из их затеи ничего не выйдет, даже если они живыми доберутся до пульта управления. Не говоря уже об угрозе со стороны собора, который в любой миг может обратить их в прах. Если у них есть хоть какой-то шанс, то двигаться надо незаметно и чертовски быстро.

Боевой робот поджидал их сразу за открывшейся переборкой. Вблизи он оказался несколько больше и гораздо страшнее, чем на экранах. Может, все дело было в восьми членистых ногах – слишком много суставов, слишком остры изогнутые клинки на концах, – или в рябой броне, из углублений которой в любой момент могли появиться смертоносные орудия, бластеры, ножи и клещи.

Муза ловко перескочила через край переборки и спрыгнула на одну из конечностей дрона. Робот на удивление мягко подхватил ее и крепко обвил стальной лапой. У Музы радио не было, поэтому она знаками показала спутникам, чтобы они последовали ее примеру.

– Это безумие, – сказал Гланис.

– Мне приходилось совершать и более дикие поступки, – отозвался Кранит, но как широко понятие правды ни толкуй – все равно это была ложь. Даже его странствия по Лунам мертвых Матерей не шли в сравнение с тем безумием, которое творилось сейчас. Он собирался вот-вот доверить свою жизнь стальным клешням создания, которое было злейшим врагом человечества.

– Выбора у нас все равно нет, – сказал Гланис, оттолкнулся и даже не дернулся, когда монстр поймал его одной из своих лап и притянул к себе поближе.

– Кранит, ты меня слышишь? – спросила Шара по радио.

– Я уж подумал, ты там решила вздремнуть.

– Я слежу за собором.

– Поверь, у нас тут заботы посерьезнее каких-то там ведьм.

– Будьте осторожны.

Она сказала еще что-то, но уже мимо микрофона – вероятно, в кабину вернулась Иница. Кранит услышал ее торопливое дыхание.

– Все в порядке, – сказал Гланис. – Держит он крепко, но не пережимает.

– Эта хреновина, – сказала Шара, – знает о человеческом организме больше, чем любой из нас. Если он где пережмет, то лишь потому, что захочет тебя убить. И скорее всего, произойдет это так быстро, что даже не успеешь почувствовать.

Кранит задержал дыхание, затем тоже оттолкнулся от переборки.

– Ты знаешь, как подбодрить человека, контрабандистка.

– А то!

Третья лапа дрона поймала Кранита. Гланис был прав: робот держал крепко, но не настолько, чтобы причинить боль. Эта железяка знала все их слабости, в том числе самую главную: скорбную хрупкость их тел.

Кранит надевал скафандр несчетное множество раз, выходил в открытый космос один и со спутниками и даже участвовал в бластерных перестрелках среди звезд, где все происходило, будто в замедленной съемке, и немудрено было позабыть о том, что лазерный стержень в вакууме не менее стремителен и смертоносен, чем в любом захудалом мирке на задворках Марок. Ему претило доверять свою судьбу кому-то другому, тем более этому монстру. Все его мышцы были так напряжены, что их едва не сводило судорогой.

Чудовищным усилием воли он все-таки расслабил мускулатуру. Когда робот пятью свободными конечностями оттолкнулся от корпуса корабля, на Кранита снизошел абсолютный покой.

Воздух в шлеме был прохладный и попахивал чем-то химическим, и у Кранита возникло чувство, будто он слышит собственное тело: сердцебиение, трение суставов, даже мысли в голове. Неудивительно, что в космосе человека тянет поговорить с самим собой.

– Не знаю, видите вы это или нет, – раздался голос Шары, – но у него зажглось что-то вроде сопла.

Действительно, они стали набирать скорость и, разогнавшись, стремительно вылетели через гигантскую брешь в открытый космос. Заваленное обломками нутро станции осталось позади – перед ними разверзлась бездонная пропасть звезд. Кругом ни одного перехватчика, даже собора не было видно.

Под покровом могучих решеток, прижимаясь к надстройкам и широким стальным плоскостям, робот понес их по внешней стороне кольца – от одной станции к другой, прочь от «Кночи» и все ближе к тому месту, где они, если верить Музе, найдут пульт управления гипершлюзом.

– Может, я схожу с ума, – сказал Гланис, – но все это как-то даже слишком просто, правда?

Кранит кивнул.

– Не обольщайся, это ненадолго.

Муза сияла, сидя в стальной горсти робота, – тайная предводительница этой дивной космической экспедиции, гальюнная фигура, освещенная, словно огнем маяка, заревом алой звездной туманности.

Иница и Шара слышали, как мужчины время от времени переговариваются по радио, но большую часть времени из динамика доносились лишь шорохи и неровное дыхание.

В правой руке Шара держала треугольный то ли самолет, то ли космический корабль из бумаги, искусно сложенный, но сильно истрепанный. Она смотрела на него уже довольно долго, глубоко погрузившись в свои мысли.