«Джон, — задыхаясь, со значением произнесла она, и по ее глазам было видно, что она на грани паники, — ты не можешь занимать телефонную линию так долго, люди, может, пытаются дозвониться!»

«Какие люди?» — простодушно спросил я.

«Те, кто приезжает сегодня, чтобы послушать тебя».

«Но у меня форс-мажор, я должен срочно поменять билет на самолет».

Было такое ощущение, что Соня меня вообще не слышит. Она гнула свою линию, теперь уже нависая надо мной, как разъяренная гарпия: «Ты не можешь занимать телефонную линию так долго, люди должны звонить!»

Что, в частности, раздражает лично меня, это когда люди повторяют мне по десять раз одно и то же, как будто я слишком глуп, чтобы понять с первого раза. «Какие люди?» — теперь уже повторил я сам, заразившись от нее.

«К нам сегодня приедут тридцать пять человек, чтобы послушать тебя, и им нужно будет объяснить дорогу. Тебе придется освободить телефон».

Тридцать пять человек? Что случилось с теми «несколькими друзьями» и недолгой беседой после ужина? Это звучало так, как будто я проводил семинар. Поскольку я сидел, а Соня стояла, она имела надо мной определенное психологическое преимущество. Я почувствовал, как мои ноги начали слегка дрожать, в то время как я пытался сдерживать поднимающееся во мне негодование от того, что меня пытаются использовать (позже я выяснил, что эти тридцать пять «гостей» должны были выложить по тридцать пять долларов с носа за ужин и беседу со мной).

Соня почувствовала, что я слегка в замешательстве, и нацепила на лицо выражение благостного сострадания, обрушив на меня потоки своего целительного утешения.

«Джон, ты совершенно вымотался, тебе нужно расслабиться, — промурлыкала она, пытаясь заглушить мое возмущение и снова превращаясь в просветленного гуру. — Почему бы тебе не передохнуть и не позаниматься йогой?»

Предложение затолкать свою тень под коврик для занятий йогой было тем стимулом, который требовался мне для того, чтобы изменить ход событий. Эта фраза Сони была настолько бредовой, что заставила меня вспомнить, что нужно вспомнить себя. Мой разум устремился в ступни и соединил меня с энергетическим нолем земли, и я стал поднимать ощущение покалывания и полного комфорта вверх от ступней к бедрам. А потом я встал. Теперь мы с Соней смотрели друг другу прямо в глаза. Или нет? Я смотрел в ее око сущности (левый глаз) и не мог установить с ним связь: оно казалось непроницаемо тусклым, почти пустым. Я попытался с правым глазом, но связь с ним была блокирована физически — локон волос стратегически свисал прямо на правый глаз, скрывая око личности, и я не мог видеть зрачок. Очевидно, Соня обходилась только одним глазом — оком сущности, который казался закрытым, хотя был открыт.

Что делать? По какой-то причине я не мог сделать так, чтобы энергия земли поднялась по моим ногам и распространилась на тело. Соня и я стояли лицом к лицу, примерно в шести дюймах[33] друг от друга. Может быть, столь тесное соседство с ее энергетическим полем плохо влияло на мое поле, поэтому я никак не мог вспомнить себя? Мне требовалось увеличить расстояние между нами.

Соня снова начала говорить о том, что людям будет нужно позвонить, чтобы узнать, как доехать. А я отходил от нее по полукругу и, в конце концов, оказался на расстоянии примерно восьми футов[34]. Как только я избавился от соседства энергетического поля Сони, я смог почувствовать и ощутить каждую часть своего тела одновременно. Мощная энергетическая волна уверенности окатила меня, я чувствовал себя невероятно спокойным и при этом сосредоточенным и готовым действовать в такой интересной ситуации.

Соня продолжала тараторить, а я ясно видел, что она глубоко спит, находясь под гипнозом своих намерений. Она находилась в том трансе, в котором я обнаружил свою мать и сестру, после того как Матаджи пробудила меня. Хотя Соня сейчас вела себя не очень хорошо, все еще естественно позитивная энергия атмосферы была наэлектризована ее реактивностью и вскоре превратилась бы в негативную, если бы я не успел ее поглотить. Внезапно, как только я начал вспоминать себя, вся эта позитивная энергия устремилась через комнату ко мне; она столкнулась с моим и так уже заряженным энергетическим полем своей мегаваттной мощью, как будто утраивая силу моего сознания, которое начало расширяться, заполняя всю комнату. Все это произошло за долю секунды, но, как только накопление энергии достигло своего апогея, Соня почувствовала, что происходит нечто необычное.

«Скажи мне, что ты делаешь!» — потребовала она не слишком уверенным тоном. В первый раз с тех пор, как она налетела на меня, ее агрессивная уверенность пошатнулась, а я просто удерживал ее взгляд и ощущал динамику происходящего. Она попала в сценарий, в котором борьба между позитивной и негативной энергией могла обеспечить нас обоих пищей высшего сознания, но Соня «ушла на обед», в то время как обед как раз подавали. В конце концов, я ответил на ее вопрос тихим, ровным голосом.

«Я формирую ощущение личной силы и присутствия за твой счет!»

У нее челюсть отпала, и ее единственный видимый глаз расширился от изумления.

«Ты очень плохой человек!» — заявила она, топнув ногой.

«Ты права, — согласился я, начиная приближаться к ней со своего конца комнаты. — Я очень плохой человек».

Соня повернулась и пулей вылетела из комнаты.

Питаясь силой на темной стороне

Огромное силовое поле энергии теперь окружало меня: оно пронизывало мою плоть, мой разум, все мое существо, в то же время закрепляя меня на земле. Я чувствовал себя абсолютно непобедимым. Как это могло случиться так быстро? Что послужило формированию такого огромного ноля энергии внутри и вокруг меня?

Техники, которые я применял для того, чтобы «заземлиться» и вспомнить себя, помогли запустить этот процесс, но мое поведение но отношению к Соне нельзя было назвать хорошим. Я не любезничал с ней, по танцевал с се тенью в самой прямой и убедительной манере. Разве благодать и божественное присутствие не снисходят на нас в награду за хорошее поведение и святость? Я обыграл внутреннюю динамику ситуации в несколько деструктивной манере, так почему же я был вознагражден приливом высшего сознания, если вел себя плохо?

Очевидно, моя хозяйка и ее приверженцы придерживались той точки зрения, что «хорошесть» и «благочестие» заслуживают спасительной милости Всевышнего: это объясняет белые одежды персонала как символ чистоты, натренированные благолепные улыбки и общую атмосферу насильного расслабления, которая пронизывала все заведение. Однако под тщательно отполированной поверхностью имитации святости таилась тень, мучаясь в тисках отвергаемого недовольства. Когда Соня увидела, как я занимаю телефон, ее тень сорвалась с цепи: нет ничего хуже, чем бросать деньги в котел зыбких планов — перекипит (тридцать пять человек, и тридцать пять долларов с носа, помните? Не нужен калькулятор, чтобы подсчитать, что кто-то собирался сорвать хороший куш на моем визите, и это был не я. Сопя, кстати, выписала мне чек на двадцать долларов, когда я уезжал на следующий день, «за причиненные неудобства»).