Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотрите, – начинает она, – Голубь и ягненок жили в гармонии, пока голубь не начал улетать все дальше.
Мы с Малин молчим.
Ханне сдвигает очки на кончик носа и смотрит на нас поверх очков
– Вы следите?
– Да, но… – недоумеваю я.
Она останавливает меня знаком и продолжает:
– Ягненок любил голубя, но голубь отказал ему. Тут написано:
– О’кей, – произносит Малин, но я вижу, что она ищет взглядом часы с кукушкой на стене.
– Потом с голубкой случилось несчастье, – продолжает Ханне. – Ягненок был в отчаянии и встретил льва, а лев убил голубку. Это описывается так:
Малин ерзает на стуле.
– Ягненок горевала, – продолжает Ханне, склонив голову набок. – Ягненок горевала, но лев принес ей нового голубя. Слушайте:
– Прости, – перебивает Малин, – не хочу показаться невежливой, но я не понимаю, к чему вы клоните.
– Погоди, – встреваю я и нагибаюсь вперед, почти касаясь свечи. – Почему ты сказала, что лев принес нового голубя ей. Откуда ты знаешь, что ягненок – это она?
Ханне широко улыбается. Тянется за блокнотом и открывает чистую страницу. Потом кладет так, чтобы нам было видно то, что она пишет.
– Ракель – это Рахиль из Ветхого Завета, если помните?
– Я не сильна в Библии, – ворчит Малин, пытаясь подавить зевок.
– Рахиль означает ягненка или овцу на иврите, – говорит Ханне и пишет на листе:
Ягненок = Ракель.
Малин пялится на нее с открытым ртом.
Ханне продолжает:
– А что Юнас значит на иврите?
Малин качает головой. На лице у нее написаны восхищение и страх.
– Юнас происходит от Ионы, что означает «голубка». Это тоже библейское имя.
Голубка = Юнас.
– Боже мой, – шепчу я. – Ты же не говоришь, что…
– Так автор описывает отношения Ракель с сыном, несчастный случай и его… смерть?
Шепот Малин едва различим.
– Голубя убил лев. Кто тогда лев? – спрашиваю я.
Ханне серьезно смотрит на меня. Улыбка пропала, глаза потемнели. Она пишет на бумаге:
Улле =
– Что будет, если немного поиграть буквами? Не дожидаясь ответа, она начинает писать:
Улле = Леу. – А Леу это…
– Лев, – завершаю я.
Ханне кивает и завершает цепочку
Улле = Леу = Лев.
Потом потягивается и осторожно откладывает ручку.
Малин поднимается и начинает ходить туда-сюда по комнате. Кулак правой руки ударяет о левую ладонь.
– Черт, – шипит она. – Черт. Почему мы раньше не догадались?
Мы с Ханне молчим.
– Прочитай последние строки, – прошу я Ханне.
Она тянется за листком и читает вслух:
– И как нам это понимать? – спрашиваю я.
И повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи. И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита…
Я летаю по темной пещере.
Наворачиваю круги в прохладном влажном воздухе. Сильные крылья несут меня вперед, но порой я сбиваюсь с пути и врезаюсь в стену. Тогда я ложусь на спинку и роняю голову набок. Отдыхаю, жду, пока мое птичье сердечко успокоится.
Разглядываю свое серое оперение. На крыльях и хвостике у меня черные метки, грудка – розового оттенка. Розовые лапки. Короткие и мощные.
Судя по всему, я голубь.
Columba palumbus.
Вяхирь.
Порой до меня доносятся обрывки человеческих голосов, проникающих в темную пещеру, как вода проникает сквозь трещины в скале.
Некоторые голоса я узнаю, даже понимаю, что они говорят.
Например, я слышал испуганный голос Ракель. Она сказала: «Что ты с ним сделал?» И потом: «Если хоть один волосок упадет с его головы, я… – И потом: – Позвоню в полицию, если ты сейчас же не уберешься из моего дома, понятно?»
Мужчина ответил что-то на сконском диалекте. Слов было не разобрать, но было слышно, что он очень-очень зол.
Голова тяжелая, я очень устал, но все равно задаюсь вопросом: она говорила с Улле? Он вернулся?
Но Голоса всегда затихают.
Истончаются, превращаются в пыль и осыпаются на мокрый пол пещеры.
Иногда загорается Свет.
Он яркий и резкий. От него больно глазам. Я жмурюсь, чтобы не ослепнуть. Свет хватает меня, сжимает, как отжимают мокрое полотенце. Клюв горит огнем.
Наконец я возвращаюсь обратно в Тело. Другое тело, с руками вместо крыльев.
Но это длится недолго. Я чувствую острую боль в ягодице, и секундой позже внутри разливается тепло.
И я снова падаю.
Падаю через пол, через землю, через скалу – в пещеру. Дрожу, нахохливаюсь, прячу клювик в перышках на груди.
В пещере неплохо.
Тут нет боли, нет голода, нет страха.
Тут все предсказуемо. Тут все подчиняется мерному ритму, какой бывает у волн или сердца. Через равные промежутки Темнота передает меня Свету, а тот передает меня Темноте.
До того, как…
До того, как…
Где-то над моей головой пещера меняет свой цвет. Черный уже не такой черный. Контуры становятся четче, воздух чище.