Я думаю о единственном человеке, по которому скучаю. Я бы отдал все, лишь бы снова увидеть ее.

Мама.

Внезапно мне кажется, что она стоит рядом с постелью. Я словно чувствую тепло ее тела и запах лавандового мыла. На мгновение мне кажется, что я вижу, как блестит в темноте золотой крестик у нее на шее. Но секундой позже понимаю, что все это мне померещилось.

Слезы наворачиваются на глаза.

Медленно текут по щекам, как летний дождь. Льются и льются, пока за окном не начинает светать. И вместе с природой начинает просыпаться к жизни Тело.

Я пробую сжать кулак, и тело подчиняется. Снова и снова я сжимаю и разжимаю кулак. Потом шевелю ногой под одеялом, и тело продолжает слушаться, словно это я решаю, а не оно.

Поворачиваю голову, приподнимаюсь на локтях.

Голова болит, тошнота подступает к горлу, но я в состоянии пошевелиться. Мне таинственным образом удалось одержать победу над Телом. Чем бы я ни был болен, это прошло, и не собираюсь задерживаться здесь ни секундой дольше.

За окном поет первая птица, вскоре к ней присоединяется вторая.

Я осторожно ощупываю лицо и чувствую пластырь на лице. Он прилеплен поверх какой-то мягкой трубки. Я без колебаний срываю пластырь и тяну за трубку.

Это больно, и я с ужасом осознаю, что этот шланг тянется от носа к желудку.

Мне вспоминаются слова Ракель.

Юнас получает питание через трубку. Но тебе не нужно об этом беспокоиться. Я этим занимаюсь.

В панике я тяну и тяну за трубку, не думая о последствиях. Вытягиваю, словно червяка. Сантиметр за сантиметром он выползает из растерзанной ноздри.

Кашляю, хочу блевануть, но не могу. Отбрасываю шланг, встаю и подхожу к окну. Открываю, но оно упирается в решетку.

Вытягиваю руку и пробую вытолкнуть решетку, которую я сам прикрутил.

Она сидит прочно, как скала.

Набираю воздух полной грудью.

Пахнет ночной сыростью, травой и мокрой землей. Птицы поют так громко, что я боюсь, что они всех разбудят. А я не хочу снова оказаться на месте Юнаса.

Комната на первом этаже, и было бы чертовски легко вылезти из окна, если бы не эта хренова решетка. Я заперт в огромной клетке и все благодаря моей собственной глупости и угодливости.

Закрываю окно и выхожу в коридор.

В доме тихо и спокойно.

Слышу только слабый шум холодильника и птичьи трели.

Доски скрипят под моими шагами. Скрипят и пыхтят, словно призывая Ракель.

Я застываю. Вслушиваюсь в темноту, но в комнате Ракель тихо. Делаю еще шаг и хватаюсь за дверную ручку. Она холодная. Поворачиваю ее.

Но дверь не открывается. Она заперта на ключ.

Пробую еще раз, но безуспешно. Дверь не двигается с места.

Разочарование словно холодный душ. Я медленно оседаю на пол спиной к двери.

Слезы снова текут из глаз, на этот раз сплошным потоком, заливают нос и рот. Ноздря, стертая трубкой, горит от соли.

Что за хрень тут происходит?

Мысли судорожно мечутся в голове, как бешеные собаки, не давая ясности.

Должен быть какой-то способ выбраться из этого проклятого дома. Это же дом, а не тюрьма. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь мыслить логически.

Все окна на первом этаже закрыты решетками. Через них не выбраться. Входная дверь заперта, можно о ней забыть. Дверь на террасу наверняка тоже закрыта, а если и нет, она кончается обрывом. И если мне не хочется упасть с высоты двадцать метров на острые камни, придется искать другой способ.

Второй этаж – моя единственная возможность.

Можно проскользнуть на второй этаж в мою комнату и выпрыгнуть из окна. Там не так высоко. Три-четыре метра и мягкая трава внизу. Должно сработать.

На трясущихся ногах я поднимаюсь на второй этаж. Сквозь панорамные окна видно, как море серо-синим покрывалом простирается до самого горизонта.

Я быстро преодолеваю лестницу. Металлическая конструкция крепкая и не скрипит.

Дверь в мою комнату открыта.

Кровать заправлена. Подушки взбиты, как в отеле, как когда я прибыл. Но рюкзака нет, в гардеробе пусто. В воздухе пахнет мылом.

Словно меня тут никогда не было. Все следы меня уничтожены.

Я подхожу к окну, открываю и смотрю вниз.

Живот сжимается. Окно выше, чем я думал, и в траве виднеются камни. К тому же комната Ракель находится прямо под моей. Если я буду шуметь или закричу, она проснется. Что бы ни произошло, нужно быть тихим, как мышка.

Влезаю на подоконник и сажусь. Думаю, как лучше прыгнуть.

Свеситься с подоконника и потом прыгнуть?

Нет.

Высота, конечно, уменьшится, но я не буду видеть, куда прыгаю. Слишком велик риск оказаться близко к окну и разбудить Ракель и Улле, если он дома.

Я решаю прыгнуть из сидячего положения и попытаться приземлиться как можно дальше от фасада.

Я закрываю глаза и обращаюсь с мольбой сам не знаю к кому, но не к Богу. Отталкиваюсь ногами и лечу вперед в летнюю ночь. От жесткого удара о землю перехватывает дыхание. Острая боль в лодыжке пронзает тело, и мне стоит чудовищных усилий не заорать.

Сажусь на траву и смотрю на ногу в страхе увидеть торчащие кости.

Она выглядит как обычно.

Видимо, вывих, утешаю я себя, и встаю на четвереньки. Пытаюсь выпрямиться, но боль слишком сильная, и я начинаю ползти вперед.

Запястье так болит, что на правую руку невозможно опереться.

Я ползу медленно, крайне медленно, как годовалый ребенок, но другого выхода у меня нет.

Огибаю угол дома, и аромат роз Ракель ударяет мне в нос. Хрупкие, темно-красные цветы на колючих стеблях устремляются к проясняющемуся небу. Листья покрыты капельками росы.

Ползу мимо клумбы к калитке.

Осталось двадцать метров.

Лежащие в траве камни и шишки царапают руки. Я не чувствую колено, а ногу пронзает острая боль.

Где-то вдалеке кричат чайки.

Десять.

Рука, колено, рука, колено.

Чувствую что-то липкое под ладонью. Это раздавленная улитка.

Продолжаю.

Пять.

Рука, колено, рука, колено.

Забор вырастает передо мной. С земли он кажется высоким, как стена.

Цепляясь за доски, встаю и хватаюсь за ручку.

Внезапно дорожка освещается. Я бросаю взгляд на дом.

В комнате Ракель горит свет.

Я пытаюсь открыть калитку, но она тоже заперта.