Когда их отряд зашагал по намеченному Добидом отрезку дороги, он поднялся из-за укрытия и закричал: «Хедад!» Тут же сверху рухнули ребристые глыбы, ломая кости, размозжив черепа, уничтожая и калеча врагов. Вопль отчаянья и боли взбудоражил глухо молчавшую долину.

Большая часть пелиштимского отряда погибла сразу. Около тридцати человек, оставшихся в живых, бросились по дороге в обратном направлении. Но там появилась, раскручивая ремённые пращи, сотня эшраэлитов, обрушивших на них сотню острых камней. Из пеласгов единицы успели натянуть луки и пустить в нападавших несколько стрел.

Сам Добид с семьюдесятью воинами добивал два десятка спасшихся врагов. Тридцать его воинов, сбросивших с обрыва валуны, уже мчались по крутой тропе вниз.

Пеласги сражались с яростью и самоотверженностью обречённых. Даже те, кто не умер под глыбами, а был искалечен, защищались до последней возможности, превозмогая страшную боль. Но участь их не вызывала сомнений, она была решена.

Скоро шум и разноголосый крик боя затих. Воины Добида торжествовали. Они с восхищением смотрели на своего начальника, сумевшего придумать такую засаду, которая обеспечила им победу малой кровью. Из эшраэлитов было убито пять человек и тридцать ранено. Добид получил в плечо сильный удар мечом. К счастью для него, меч скользнул по медной бляхе, нашитой на кожу панциря. На плече остался только кровоподтёк. И ещё стрела царапнула ему щёку. Кровь полилась обильно, но он унял её целебной мазью. На щеке остался красный рубец.

Воины отнесли в сторону мёртвых товарищей, прикрыли накидками. Решили захоронить их в какой-нибудь попутной пещере. Раненых перевязали; для тех, кто не мог самостоятельно идти, сделали носилки из копий и плащей.

В каменистой долине долго слышался скрежет переворачиваемых глыб, звяканье меди и негромкие разговоры. Эшраэлиты раздевали трупы врагов. Прежде всего брали сохранившиеся после камнепада панцири и шлемы, какие-то предметы личного обихода, снимали башмаки, — пеласги носили хорошие сандалии с откидными боками, охватывавшими пятки и щиколотки, имевшие кожаные шнурки или медные пряжки.

Добид с двумя помощниками обошёл всех убитых врагов. У каждого отрезал правое ухо. Набрав двести ушей, убрал в приготовленную для этого сумку.

Раздетые, изуродованные трупы врагов бросили под открытым небом, уже подкрашенном широкими мазками кровянистого заката. В небе медленно кружили, снижаясь, многочисленные коршуны и орлы. Птицы знали, что живые люди уйдут, нагруженные добычей, а мёртвые останутся ждать пернатых могильщиков.

Возвратившись в Гибу, удачливые бойцы рассказали сбежавшимся соплеменникам о своей победе и об удивительной воинской хитрости Добида. Опять молодые и старые, мужчины и женщины без устали превозносили доблесть бетлехемца. Они искренне предполагали, что их славословия в честь нового тысяченачальника приятны царю Саулу.

Янахан с радостным смехом обнимал друга. Теперь-то он обязательно станет его родственником. Отец отдаст за Добида сестрёнку Мелхолу, и всё в их семье обернётся полным согласием и общим удовольствием. Янахан помчался к отцу, просил разрешения при вести к нему Добида. Саул разрешил.

После полудня умывшийся и переодевшийся Добид пришёл с Янаханом, Аминадабом и Малхишей к царю.

В приёмном помещении крепости чувствовалась торжественность обстановки. Саул восседал на раскладном кресле, одетый просто, но во всё белое. На голове его желтел обруч с крупным сердоликом в середине золотого трилистника. На правом указатель ном пальце был тяжёлый перстень, сиявший большим топазом.

Рядом находились Абенир, муж старшей дочери царя тысяче начальник Адриэль, высокий, костлявый человек с неприятным лицом, ершалаимец Ард и ещё два воинских начальника. Вдоль степ стояли отец и дядя Саула, левиты Ашбиэль и Ахия, родственники, помогавшие в ведении хозяйства при дворе Саула, и приземистый Гист, лекарь и счетовод.

Войдя и низко поклонившись, Добид в двух словах рассказал об уничтожении отряда пеласгов. Потом он сообщил, что исполнил повеление царя принести отрезанные уши врагов. Добид открыл суму и предъявил свидетельства своей победы.

— Сколько здесь? — спросил Саул, недоверчиво хмурясь.

Я велел тебе добыть сотню. И только правые.

— Здесь двести ушей твоих врагов, мой господин и царь, скромно ответил Добид.

— Ты даже превзошёл мои ожидания. А почему некоторые с дырками?

— В них были серебряные или медные кольца. Воины вынули их для себя. Я не стал им препятствовать.

Саул раздражённо дёрнул щекой и вернул Добиду сумку.

— Ладно, забирай свои дырявые уши, — сказал он. — Ты принёс назначенное вено за невесту. Я согласен, чтобы ты женился на Мелхоле. Приведите её.

Бецер, стоявший позади царя, подбежал к двери в дальний покой и отдёрнул занавес.

Жена Саула Ахиноам и его старшая дочь Мероб ввели, держа за руки, побледневшую Мелхолу. Шелестели их платья из дорогих тканей, сверкали золотые украшения. В дверях толпились молоденькие служанки.

— Я отдаю Мелхолу Добиду из Бет-Лехема. Что скажет дочь моя Мелхола?

— На всё твоя воля, мой господин, царь и отец, — тихо проговорила Мелхола, не поднимая глаз.

— Хорошо, — с суровым видом продолжал Саул. — Почтенные священники, благословите это решение.

— Да будет благословенно силой и духом бога нашего, — сказал нараспев левит Ахия и воздел руки перед своим лицом.

— Да будет благословенно, — подтвердил Ашбиэль и тоже воздел руки.

— Назначаю свадьбу через два дня. Уведите невесту. Остальные тоже идите. Пусть останутся Абенир, Адриэль и Ард.

Когда царь остался в приёмном помещении с теми, кого он назвал, лицо его стало ещё мрачнее. Он снял золотой обруч и передал Бецеру. Слуга-оруженосец бережно положил царский венец на маленький столик с бронзовыми бычьими головами с каждой стороны. Он накрыл столик большим куском голубой ткани.

— Пусть Добид женится на Мелхоле. Она будет ему сетью. А я буду рыбаком, закинувшим сеть, или охотником, поймавшим добычу. К чему мне трогать его, если он скоро превратится в мужа моей дочери? Добиду мы предоставим воевать с пелиштимцами. Может быть, от руки их он и умрёт, — сказал царь своим самым доверенным людям.

В назначенный день в Гибу пришёл местный судья из колена Бениаминова. Царь принял его. Позвали Добида и левитов.

Судья для всяких спорных дел был, пожалуй, единственным чиновником в пределах трёх южных областей. Был судья ещё в Ершалайме (и очень хороший, как считали деловые люди), но он являлся евуссеем, то есть не принадлежал к народу Эшраэля. Да один из сыновей нынешнего первосвященника Шомуэла судил м шимонитском городе Беер-Шабе. Но, во-первых, ходили слухи, что он взяточник и шалопай, а во-вторых, Саул не желал общаться с Шомуэловым отродьем. Потому и позвали хоть и более мелкого судью, но своего. Звали его «препочтенный господин Хецрош».