Через год он наконец-то понял, что слова обозначают объекты, и смог повторить за мной почти все. Камнем преткновения стали вопросы. Он не мог понять мысль, выраженную с помощью слов «что, кто, когда, почему, как». Я неделями пробовал различные подходы, чтобы преодолеть это препятствие.

Я показывал картинку с деревом и говорил:

– Дерево.

– Дерево, – повторял Райан.

– Хорошо! Молодец! – хвалил я и снова указывал на дерево: – Что это?

– Что это? – повторял Райан.

– Нет-нет, это дерево.

– Нет-нет, это дерево, – снова повторял он.

А время шло. Райану должно было исполниться пять лет.

* * *

В апреле, когда я был в очередном книжном турне, Дана прошла компьютерную томографию и позвонила мне сразу же, как получила результаты.

– Опухоль уменьшилась вдвое! – выпалила она.

– Потрясающе!

– Господи, как же я волновалась! Последние десять дней я была как на иголках.

– Еще бы. Я тоже волновался. Отличная новость.

– Если лекарство и дальше будет так действовать, то через три месяца опухоль может и вовсе исчезнуть.

– Это врачи сказали?

– Нет, я так думаю. Ведь опухоль уже уменьшилась наполовину. Вообще-то даже больше, чем наполовину.

– Замечательно!

– Я намерена победить болезнь.

– Я в тебе не сомневаюсь.

* * *

В мае 1998 года, после сотен и сотен часов труда, я наконец-то придумал, как помочь Райану понять, что такое вопрос.

– Что это? – шептал я, указывая на дерево, и тут же кричал, прежде чем Райан успевал повторить мой вопрос: – Дерево!

– Дерево! – машинально повторял Райан, захваченный врасплох моим выкриком.

– Правильно. Отлично!

Постепенно он научился отвечать на некоторые вопросы – в основном, начинающиеся с «что» и «кто». Огромный шаг вперед. Это позволило ему наконец-то участвовать в несложном общении. На освоение «где» ушло гораздо больше недель. «Когда», «почему» и «как» все еще ускользали от его понимания. Также он не мог кататься на велосипеде, писать ручкой или завязывать шнурки. Этому его обучала Кэт, и старалась она не меньше меня. Мы оба хотели, чтобы Райан влился в общество обычных детей, когда пойдет в обычную школу. Мы хотели, чтобы его воспринимали как нормального ребенка.

Однако нам нередко казалось, что времени не хватает. Меньше чем через год Райан пойдет в подготовительный класс.

* * *

В конце мая 1998 года мы с Кэт провели две недели в Калифорнии, навестили и Мику, и Дану. Я был шафером на свадьбе брата. На красивую церемонию съехались родственники и друзья.

Через несколько дней после возвращения из свадебного путешествия Мика повел Дану на очередное обследование.

– Я отлично себя чувствую и уверена, что результат будет лучше, чем в прошлый раз, – говорила сестра по пути в клинику.

Она ошибалась. Опухоль снова начала расти. Теперь она была размером с три виноградины и начала разрастаться в стороны.

Дане назначили другие лекарства. Хотя все мы знали, что они не столь эффективны, как предыдущие, в нас теплилась надежда: согласно клиническому исследованию, один из двенадцати пациентов полностью вылечивался именно с их помощью. Врачи советовали нам не терять надежды.

На всякий случай Мика и Дана в сопровождении еще двух родственников полетели в Хьюстон, где находился Онкологический центр имени М. Д. Андерсона, одна из новейших клиник в стране. Они хотели получить заключение сторонних специалистов. И те сказали, что, обратись Дана к ним, ей назначили бы то же самое.

В разговорах с нами сестра проявляла оптимизм.

– Я одолею болезнь, – говорила она.

– Конечно, – отвечали мы с Микой.

То же самое мы с ним говорили и друг другу. Однако мы стали общаться реже, чем в прошлый год: один-два звонка в неделю вместо трех-четырех. Мы с Кэт продолжали обучать Райана, Мика привыкал к семейной жизни и усердно работал. Также он принялся перестраивать дом и старался как можно больше времени проводить с Даной.

Телефонные разговоры меня расстраивали. Разговаривая с братом, я вспоминал о сестре, и наоборот. И хотя я разговаривал с Даной не меньше, чем с Микой, я никак не мог отделаться от мысли о том, что в ней необратимо растет нечто ужасное.

Тем летом, воодушевившись разговорами с сестрой, я написал «Спеши любить». Джейми, главный персонаж, воплощал все лучшие качества моей сестры и все мои тревоги за ее будущее. Я впервые плакал во время работы над книгой.

Я посвятил ее памяти моих родителей и Мике с Даной.

Сестра, даже зная, что книга о ней, наотрез отказалась читать ее.

– Не хочу знать, чем она заканчивается!

* * *

Осенью опухоль уменьшилась. Прогресс был налицо. Дана продолжала назначенный курс лечения, а мы терпеливо ждали зимы, когда сестре предстояло сделать очередную томографию, и по-прежнему жили от результатов одного трехмесячного цикла до результатов другого.

В начале декабря Мика и Дана, а также Боб, Кристина и близнецы прилетели к нам в Северную Каролину. Мы вышли на пляж, одевшись в брюки защитного цвета и белые рубашки с длинными рукавами – для семейной фотографии. Она до сих пор висит в моей гостиной, и сколько ни вглядывайся в лица, ни за что не догадаешься, что с Даной или Райаном что-то не так.

Через несколько недель, в день нашего рождения, сестра позвонила мне и спела поздравительную песенку. К тому времени я заметил, что она нечетко произносит кое-какие звуки и с трудом понимает некоторые вещи. Однако она все равно была полна оптимизма.

Несколько дней спустя пришли результаты очередной томографии.

Второй курс лечения не оправдал надежд: опухоль увеличилась до размеров четырех виноградин и продолжала распространяться. Дане назначили новое лечение.

– Последнее из лучших, – сказали врачи. – После него мы сможем назначить только экспериментальное лечение.

Однако надежда на выздоровление была. Надежда – это все, на что мы могли рассчитывать.

* * *

В феврале 1999 года Мика и Дана, а также их вторые половины прилетели в Лос-Анджелес на премьеру фильма «Послание в бутылке». А днем, до появления на красной ковровой дорожке, мы свозили сестру в Медицинский центр Седарс-Синай. Там работал доктор Кейт Блэк, один из лучших нейрохирургов, на прием к которому заблаговременно записали Дану. Мы хотели удостовериться, что операция невозможна, кто бы и где бы ее ни проводил. Мы надеялись на последний назначенный курс лечения, однако хотели убедиться в том, что альтернативы ему нет.

Мика, Дана, я и еще несколько наших родственников сидели в кабинете врача. Томограмму Даны поместили на экран негатоскопа. Я впервые видел томограмму сестры, и Мика шепотом пояснил, что опухоль будет легко различить – рак отображается в виде белых пятен.