Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем?
— Обо всем, — Джио скомкала влажную простынь. — Болотники — это не шутка… болотники — это такая беда, что всем бедам беда… кровь от крови фоморов, а уж те выродки не нашего мира. А потому помалкивай, будь добра. И к завтраку спустись. Не хватало, чтобы слухи пошли. Люди, они боятся, а со страху на многое способны.
Дуглас устроился в низком кресле. Ноги вытянул, поставил на живот кружку с горячим медом, к которому прихватил кусок ржаного хлеба. И вид его, весьма умиротворенный, вызывал у Кайдена острое желание кого-нибудь убить.
Причем не столь и важно, кого…
Но вместо этого он вежливо сказал:
— Доброго утра.
И занял место во главе стола.
— Уже полдень скоро, — возразил Дуглас.
— Как проснулся, так и утро, — Кайден подтянул к себе блюдо с яйцом-бенедикт.
Кукурузные лепешки.
Зеленый соус.
Вино. И ветчина, нарезанная тончайшими ломтиками. Запахи будили куда лучше солнечного света, который казался чересчур уж ярким.
— Тоже верно, — Дуглас понюхал мед и сказал. — Тут леди Гленстон письмо прислала. Кое-что из последних новостей.
— Полезное?
— Как посмотреть. Его величество изволят жениться.
Кайден пожал плечами. Его это совершенно не касалось.
— Вдовствующая королева удалилась в монастырь…
— Сочувствую.
— Кому?
— Всем, — Кайден решительно разрезал яйцо, из которого на кукурузную лепешку потекла желтковая лава. — Так, а полезного?
— Полезного… не так давно на имя Его королевского Величества, да славится в веках его мудрость, поступила нижайшая просьба от некого лорда Терринтон об опеке над племянницей его супруги, которая в силу возраста и пережитых испытаний явно нуждается в родственной заботе.
— И?
— Прошение пока затерялось в канцелярии, но знающие люди утверждают, что за лордом стоят некие силы, обладающие немалым влиянием.
Это Кайдену не понравилось.
Категорически.
— Хуже всего, что прошение исходит не только от него. К лорду присоединился весьма уважаемый целитель, имевший возможность беседовать с несчастной. И он полагает, что перенесенные несчастья сильно повлияли на ясность мышления женщины.
— Несчастья?
Катарина не выглядела несчастной.
Совершенно.
Задумчивой. Печальной, но не несчастной.
— Смерть родителей, — Дуглас загнул палец. — Смерть мужа. Переезд в другую страну. Обычно этого достаточно, чтобы человек почувствовал себя несчастным.
Он смотрел на Кайдена едва ли не с жалостью. И это оскорбляло.
— Хочешь сказать…
— Она лжет, — Дуглас потянулся и с сожалением отставил недопитый мед. — Это очевидно. Но только в чем?
Лгала Катарина или нет, но сейчас она выглядела совсем не столь спокойной, как обычно. Она была бледна до серости, и щеки запали, обрисовав резкие скулы. Нос ее заострился, а под глазами залегли тени.
— Спасибо, — сказала она очень тихо, и тонкие пальцы коснулись шарфа, что укрывал шею. — Я… не знаю, к кому обратиться… и что случилось, тоже не знаю. Джио уверена, что я должна…
На бледной длинной шее след выделялся ярко.
Синий.
Нарядный.
Узкий. Один вид его заставил Кайдена закрыть глаза, в попытке совладать со взбунтовавшейся вдруг силой. Хотелось… убивать. Не так, как утром, но по-настоящему.
И клинки согласно взвыли.
Желание хозяина они понимали и разделяли всецело.
— Откуда это? — голос Дугласа пробился сквозь пелену ярости, и Кайден сделал глубокий вдох. И выдох. И снова вдох, заставляя себя всецело сосредоточиться на нехитром этом процессе.
— Едва не утонула в ванной, — Катарина сидела на низкой софе, и на коленях ее лежала раскрытая книга. — Утром… почувствовала себя дурно. Со мной случаются мигрени. А ванна помогает. Я порой и соли добавляю ароматные, но сегодня просто теплая вода и покой. Сначала было хорошо, а потом…
Она обняла себя, и Кайден отстраненно отметил, как подрагивают хрупкие ее пальцы. И ногти на них приобрели неправильный синеватый оттенок.
— Я испугалась. Когда она стала плотной. И когда потянуло вниз. А потом словно петля. Из воды. Я думала, что уже все…
Отчаянно захотелось шагнуть к ней.
Присесть рядом.
Обнять.
И сказать, что больше подобное не повторится, что Кайден не допустит, что разнесет по камням треклятый дом и доберется-таки до тварей, позволивших себе поднять руку на ту, кто, пусть пока не принадлежит Кайдену, но это дело времени…
Но вместо этого он сделал вдох и спросил:
— Кто вы?
А Катарина едва слышно вздохнула и тоже спросила:
— Почему мне настолько не везет? Почему из всех возможных городов я оказалась именно в этом? Почему моим соседом стал человек, который видит больше других? Да и вообще…
Она коснулась шеи и доверительно произнесла:
— Не потому ли, что срок моей жизни давно уже вышел?
— Глупости не говори, — Джио встала за спиной своей… кто она?
Подруга?
Наперстница? Компаньонка? Нечто большее, поскольку, стоило ей приблизиться, и Катарина задышала легче. Она подняла голову, а Джио едва заметно кивнула. Разрешая говорить?
— Итак, кто вы? — повторил вопрос Дуглас.
— Королева, — тихо ответила Катарина. — Вдовствующая. Восьмая Её Величество Катарина I, Божией Милостью Великобритании, Ирландии, и Британских Доминионов Заморских Королева, Защитница Скорбящих, Утешительница Обездоленных, Хранительница Первозданного Пламени.
И она не лгала.
Ни словом не лгала.
Правда, сказанная ею, была терпкой и горькой. И заставила отступить. А Катарина виновато опустила взгляд, будто…
— Даже так… — Дуглас, кажется, растерялся. — Но…
— Я устала, — просто сказала она. — Давно устала, но шанс вырваться появился только теперь.
Ее ладони скользили по серой ткани платья. Вверх, сминая расшитые тонкой нитью рукава, и вниз. От плеч к локтям и обратно. Она отвернулась, будто не желая видеть Кайдена, и солнце, пробивавшееся сквозь запыленное стекло, окружило ее облаком золотого света.
— Мне предложили чужое имя. Сказали, что эта женщина давно желает служить Богам. А я… после женитьбы Джона меня рано или поздно отправили бы в монастырь. В Гринвиче не может быть двух королев. И я согласилась.