– Я знаю, что буду доволен вами, Кэтрин. И вы легко завоюете сердца моих подданных, потому как превосходите красотой всех леди в Англии. У вас такое милое лицо, и вы так изысканны в речах. Они полюбят вас за скромные манеры и учтивость.

– Надеюсь, я сумею оправдать ваши ожидания, – сказала Кэтрин и погладила Генриха по щеке.

– О, Кэтрин, Кэтрин, как вы можете сомневаться в этом?! – воскликнул он и страстно поцеловал ее.

Ночью она лежала без сна, переживая, что обманывает короля. Как там сказал Фрэнсис о двоемужестве? На это косо смотрят? Но они не были женаты, просто пообещали себя друг другу, а герцогиня отмахнулась от этого, не придав никакого значения их тайной помолвке, поэтому Кэтрин убедила себя, что Фрэнсис все воспринимал неправильно. Знать бы ей побольше о таких вещах, но теперь она не смела никого спросить.

Кэтрин заглушила угрызения совести, погрузившись в мечты о том, как будет королевой. Ожидание богатства, влияния и славы кружило голову, и она пришла к заключению, что все это достанется ей не такой уж дорогой ценой. Король был очень милым, любящим, добрым и заботливым, и Кэтрин сильно привязалась к нему. Перспектива делить с ним ложе не слишком ее привлекала, но он показал себя пылким влюбленным и, может быть, еще удивит ее. Пока он не заподозрит, что она не невинна, все будет хорошо. Кэтрин вспомнила пятна крови на простыне, которые появились после того, как она отдала свой девичий цвет Фрэнсису, и решила уколоть себе палец, прежде чем уснет первой брачной ночью, чтобы, когда встанет утром, на постели остались похожие следы.

Все будет хорошо. Наконец она уснула, измучившись беспокойными мыслями и метаниями по кровати.

В Ламбете новость первой узнала герцогиня. Она ушла на покой до отъезда короля, поэтому Кэтрин сообщила ей радостное известие утром после мессы.

– Миледи, – сказала она, зайдя вслед за бабушкой в ее покои и закрыв за собою дверь, – король сделал мне предложение! Я буду королевой!

Впервые за всю жизнь бабушка раскинула руки, обняла внучку и расцеловала ее.

– Меня как будто посетил архангел Гавриил! Екатерина, ты победила! Я знала, что ты нас не подведешь.

Тут же она послала церемониймейстера за герцогом, лордом и леди Уильям Говард и графиней Бриджуотер. Прошло, казалось, не больше десяти минут, как Норфолк явился от двора вместе с епископом Гардинером. Услышав радостную весть, он с непривычной теплотой обнял Екатерину:

– Славно сработано, племянница! Приятно думать, что мы снова будем иметь на троне королеву Говард. Это принесет большую пользу всему королевству.

Епископ поздравил Екатерину:

– Моя дорогая, нет сомнений в том, что вы станете самой красивой из жен его милости. Ему действительно повезло.

За спиной Гардинера она увидела своих заметно повзрослевших братьев, которые выглядели весьма оживленными и радостными. Они по очереди поцеловали сестру и похвалили ее за сметливость.

– Я пока не могу осознать этого! – ответила им Екатерина.

Потом в спешке прибыл лорд Уильям, глаза его сияли; он низко поклонился Екатерине, игриво продемонстрировав тем почтение, которым та вскоре будет окружена.

В тот вечер при появлении Генриха герцогиня поспешила ему навстречу, говоря, как она ценит оказанную ее дому честь. Король заулыбался, видя неуемную радость старухи, и ответил, что это Екатерина оказала ему честь, согласившись стать его королевой.

– Когда будет объявлено о браке? – поинтересовалась герцогиня.

– Еще рано, – сказал король. – Сейчас ходит слишком много досужих разговоров о моем разводе с леди Анной, и я думаю, лучше подождать, пока они не утихнут.

Оставшись наедине с Екатериной в саду, Генрих попросил ее сесть рядом и поцеловал:

– Моя маленькая королева сегодня выглядит прелестно.

– Прелестно и вся сопрела от жары! – со смехом ответила она.

– Да, все еще стоит духота, – пожаловался король и снял с себя накидку, оставшись в одной рубашке. – Вы знаете, о нас сплетничают при дворе, и не только. Мне доложили, что французский посол полагает, мы уже женаты! Он сообщил своему господину, что развод с королевой произвели в спешке, потому как мне нужно было срочно жениться на вас.

– Нет! – воскликнула Екатерина, заливаясь краской. – Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь так думал.

– Время докажет, что это ошибка, – сказал Генрих. – Вам нужно привыкать к такого рода домыслам. Как королева, вы будете жить на виду у всех, и люди станут следить за каждым вашим шагом.

– Я знаю, – отозвалась она.

– Ни один здравомыслящий человек, знакомый со мной, не поверит, что я сделал вас своей любовницей. Они понимают, что я ни за что не поставил бы под сомнение законность своих детей, рожденных в браке. Кроме того, моя королева должна быть образцом чистоты, подобно Деве Марии.

Сердце Екатерины вновь упало. Она совсем не подходила на роль королевы, какую желал иметь Генрих.

– Я подумал, мы сможем пожениться в конце этого месяца, после роспуска парламента, – сказал Генрих.

Так скоро!

– Как вам будет угодно, – ответила Екатерина.

– А вам, дорогая?

– Конечно! – сказал она, отбрасывая страхи и лучезарно улыбаясь ему.

– Церемония будет скромная, только для нас, – продолжил Генрих. – Моя казна пуста. Надеюсь, вы не станете возражать. О нашем браке я объявлю через неделю или чуть позже, чтобы мы могли насладиться медовым месяцем вдвоем.

– Как хотите. Я всем довольна, – заверила его Екатерина.

На третьей неделе июля Екатерине доставили письмо, написанное незнакомой рукой. Сломав печать, она увидела, что оно от сэра Джорджа Сифорда, знакомого ее бабушки. Он сообщал, что был по делам в Йорке и там встретился с Джоан Балмер, которая отправила ей прилагаемую записку.

Екатерина развернула ее и прочла послание Джоан. Сэр Джон, должно быть, рассказал ей о разводе короля и о слухах, что Екатерина станет королевой. В непривычно многословной манере Джоан желала своей бывшей компаньонке богатства и удачи, о каких только можно мечтать.

«Вы будете достойны этой чести», – написала та, потом от всего сердца пожелала, чтобы Екатерина не забывала о той любви, которую она, Джоан, всегда испытывала к ней, а дальше принялась рассказывать, как перемена фортуны привела ее в жалкое состояние и что теперь она ведет самое ничтожное существование. Невозможно в письме выразить все ее печали, и исцеления им нет, если только Екатерина по доброте своей не найдет какой-нибудь способ переправить ее в Лондон, чего сама Джоан сделать не в состоянии.