– Привет, – кисло поздоровалась та.

– Привет, Мария. Слушай, вы что, уже закрылись? Дверь внизу была не заперта, вот я и…

– Мы сегодня даже не открывались. Но не беспокойся. Ты здесь своя.

– Я думала, вы только на праздники закроетесь.

– Выходит, ты ничего не знаешь?

– Нет. Я вчера приходила, и… – Девушка пожала плечами.

– Мы и сами только утром узнали, – сконфуженно призналась библиотекарша. – Настоящая катастрофа. Сейчас многие в отпуске, но… Я даже не представляю, как такое могло случиться. Когда мы утром пришли… Это то ли какой-то культурный террор, то ли колдовство. Во всех компьютерах стерты жесткие диски. Все дискеты и микрофильмы стерты. Все наши каталоги пропали. А главное, – Мария скорбно махнула рукой, – все книги переставили. Устроили настоящий хаос. С этого года у нас полтора миллиона экземпляров. Представляешь, что это такое: переставить столько томов?

У девушки случались дни, когда не было сил купить билет на автобус; она хотела сказать об этом, но промолчала.

Зазвонил телефон.

– Придется ответить. Меня здесь оставили на случай, если будут звонить из управления. Остальные разошлись, что делать, все равно непонятно. Только не уходи. Чувствуй себя как дома.

Девушка перестала думать о библиотечном бедствии через несколько секунд. Единственное преимущество депрессии заключается в том, что, погрузившись в собственные беды, мы перестаем замечать несовершенства окружающего мира.

Выбрав стол в дальнем конце зала, она прислонила полосатый зонтик к стене и достала из сумки тетрадь и две папки.

Материалы для диссертации, которые ей удалось собрать.

Двадцать второго января тысяча девятьсот девяносто восьмого года, когда Ватикан рассекретил архивы инквизиции, она училась в аспирантуре на факультете новой истории и готовилась писать диссертацию под руководством профессора Мигеля Арсаля, с которым у них случилась связь, сексуальная для него, любовная для нее и невидимая для остальных. Вскоре она получила приглашение от самого кардинала Йозефа Ратцингера и вошла в число первых семидесяти историков, допущенных к тайнам, хранимым церковью на протяжении многих веков. Однако если интерес большинства ее коллег не простирался дальше конца восемнадцатого века, наша аспирантка решила заняться эпохой более близкой и по времени и по теме своего диплома. И с изумлением обнаружила сообщение о немыслимых событиях, произошедших во Франции в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, через пятьдесят девять лет после того, как папа Пий Восьмой упразднил инквизицию. Доклад на девяти страницах без заголовка был подписан неким лионским священником П. Онфлером и, судя по всему, предназначался прелату римской курии кардиналу Дьеппу. На первых страницах была изложена краткая биография главного действующего лица, аббата Бульяна. Вышеназванный аббат родился в тысяча восемьсот двадцать четвертом году; будучи рукоположен в священники, еще до тридцати лет приобрел репутацию специалиста в одержимости дьяволом; провел бессчетное количество сеансов изгнания бесов, в том числе из знаменитой монахини Адель Шевалье, которая сделалась его любовницей, основал вместе с ней так называемую Церковь Искупления и предложил собственную доктрину спасения души. Согласно ей, невинные души должны были слиться с душами грешников при помощи нечестивых ритуалов, вроде смешения причастного вина с мочой и совокуплений с животными. Ходили слухи, что двоих сыновей Бульяна и Шевалье принесли в жертву. В тысяча восемьсот семьдесят пятом году аббата отлучили от церкви. Тогда же он познакомился с известным французским оккультистом Эженом Винтра, основателем секты кармелитов, которую возглавил после его смерти. Затем кюре в более цветистом стиле, приставшем скорее ловкому журналисту, чем серьезному биографу, поведал о грандиозном скандале, потрясшем французские оккультные круги: розенкрейцеры заподозрили Бульяна в том, что он проник в тайны Высшей Магии, и якобы даже заслали в его секту своих агентов. До самой смерти – приключившейся в тысяча восемьсот девяносто третьем году при обстоятельствах, которые и вправду можно было назвать странными – мятежному аббату казалось, что за ним следят. Онфлер завершил экскурс в историю непростых отношений эзотерических обществ своего времени весьма таинственной фразой: «Есть все основания полагать, что паши братья, верные последователи И., также предприняли определенные усилия, чтобы вырвать из рук Бульяна загадочную книгу, которой приписывают чудодейственные свойства». Девушка сразу догадалась, что И. означает «инквизиция». А из этого следовало, что, несмотря на буллу Пия Восьмого, положившую конец существованию зловещего ордена, он не исчез и продолжал тайком искоренять ересь. Впрочем, отец Онфлер не стал распространяться на эту тему. Покопавшись в архивах, студентка узнала, что и сам французский священник, и его адресат в римской курии вскоре скончались.

Девушка вернулась в Севилью, полная решимости сказать Мигелю о своей беременности, но тот куда-то пропал.

С тех пор она жила в перевернутом мире: в нем подлинные катастрофы казались заурядными неприятностями, а досадные мелочи приобретали катастрофический масштаб.

Библиотекарша, закончившая говорить по телефону, плюхнулась на стул рядом с читательницей.

– Я тебя отвлекаю?

– Нет, что ты. Я просто задумалась.

– Само собой, звонили из управления. Сообщить, что история просочилась в прессу.

– Ужас.

Обе замолчали, погрузившись в свои мысли. Через несколько минут библиотекарша снова заговорила:

– Только на то, чтобы правильно расставить книги, уйдет не один месяц, представляешь? Не говоря уж о том, что мы потеряли базы данных зала выдачи и региональных филиалов. С кучей книг можно распрощаться навечно…

Девушка кивнула.

Они еще долго сидели за столом, время от времени возвращаясь к обсуждению последствий библиотечного теракта.

Ни одной из них не приходилось слышать об Откровении в Слове.

Ривен стоял на перекрестке, ведущем к улице Саладо, дожидаясь, когда загорится зеленый. На этот раз он взял чемодан с собой.

Смеркалось. Дождь не прекращался.

Парковщик знал, что опаздывает на встречу, но чувствовал, что комиссар его дождется. Больше всего на свете ему хотелось избавиться от чемодана, получить деньги и исчезнуть.

Отыскать кабак под названием «Эль-Гальего» оказалось несложно. Дверь ресторана была закрыта, но на стук вскоре вышла официантка. Женщина лет пятидесяти, маленькая и хрупкая, но симпатичная и полная энергии. Бэйджик на кармане белой блузки возвещал о том, что ее зовут Амелия. Официантка молча провела Ривена через пустой зал и указала на отдельный кабинет; там ждал Арресьядо.

Полицейский сидел, навалившись на стол, и приканчивал вторую бутылку «Рибейро-Бланко». Перед ним стояла нетронутая порция осьминога. Остекленевшие глаза и рубашка в засохших пятнах говорили о том, что он пьет уже давно и стремительно теряет связь с реальностью.