Он увидел их в тот же миг, что и я, оценил положение одновременно с ними, выругался и, чтобы не подставиться под меч, который любой снизу мог в него бросить, спрыгнул по другую сторону стены, на улицу.

― Обойдите вокруг! ― крикнул я, и все кинулись вокруг построек, расталкивая локтями народ.

Они никак не успевали его догнать, потому я тоже спрыгнул, смягчив падение тем, что упал на лоток с грудой фруктов. Я вскочил, весь клейкий от сока, под брань лоточника. Похоже, повредил ногу ― и фрукты не уберегли.

Вигфусу пришлось не слаще моего, но он уже пустился бежать, когда я стремительным броском ухватил стелющийся конец его причудливой пурпурной обмотки.

С пронзительным криком он на бегу грохнулся лицом в пыль, попытался встать, яростно суча ногами. Его лицо, в грязи и крови, искажала бешеная злоба.

Потом я увидел, ужаснувшись до тошноты, белую, как кость, голову Гуннбьорна, который быстро пробирался сквозь толпу, расшвыривая кричащих людей, к своему ярлу. Вигфус с трудом встал, а Белый Гуннбьорн ухмыльнулся и направился ко мне, держа в руке меч. Я увидел, что глаза у него странные, бесцветные ― даже ресницы и те белые.

― Брось его, ― велел, задыхаясь, Вигфус, ― помоги мне... убраться отсюда. Эйнар на подходе.

Гуннбьорн цыкнул на меня, потом подставил плечо своему господину. Они отошли на пару шагов, когда я, чуть не всхлипывая от негодования и отчаяния при виде того, как они уходят, метнул сакс.

Меч пронесся по разделявшему нас пространству и ударил Гуннбьорна в спину. Гуннбьорн резко вскрикнул и рухнул, уронив Вигфуса.

Он беспомощно взмахивал рукой, пытаясь достать до спины. Вигфус выругался, оценив происшедшее, с трудом поднялся и, ковыляя, исчез в толпе. Я пытался пойти за ним, но боль в лодыжке вынудила меня заскрипеть зубами. Эйнар и остальные нашли меня растянувшимся на улице, в бессильной ярости колотящим кулаками по земле, с лицом в крови, соплях и поте.

Гуннар Рыжий перевернул меня, велел двоим мне помочь. Эйнар присел рядом с Гуннбьорном, который стонал и все пытался достать до своей спины.

― Вынь его, ― простонал он. ― Я не чувствую ног. Вынь его.

Вынимать было нечего. Сакс ― не метательный нож; тяжелая рукоять ударила Гуннбьорна в позвоночник и что-то серьезно повредила.

Эйнар перевернул Гуннбьорна на удивление осторожно, хотя следовало торопиться ― оставалось мало времени: наверняка скоро пожалуют местные, чтобы выяснить, из-за чего шум.

― Гуннбьорн, ― сказал Эйнар, ― ты умираешь.

― Кажется, так, ― выдавил тот сквозь стиснутые зубы.

Лицо у него было белое, как и костяного цвета под патиной пыли волосы, прилипшие к голове. Брови и ресницы тоже белые, а вот глаза не бесцветные, слегка лиловые.

― Я позволю тебе умереть мужчиной, ― сказал Эйнар, ― с добрым мечом в руке, чтобы ты получил свое место в Вальхалле.

Согласие промелькнуло во взгляде Гуннбьорна, головой пошевелить он уже не мог.

― Либо я могу оставить тебя здесь, ― продолжал Эйнар, ― и ты проживешь дольше, тебя отнесут в постель и немного поухаживают, прежде чем ты сдохнешь, как червь. ― Эйнар помолчал и пожал плечами. ― Может, ты даже выживешь. Я видал такое. У одного человека в Миклагарде было великолепное сиденье с навесом, его носили рабы после того, как ноги ему раздавило под кораблем, который он кренговал.

Описав эту картину, он придвинулся ближе, болтая ножом Гуннбьорна, который держал за лезвие, дразнящая рукоятка была совсем рядом с ладонью поверженного.

― Говори, куда Вигфус уволок девку.

Гуннбьорн застонал.

― Он бросил тебя умирать здесь, ― заметил Эйнар.

Голос Гуннбьорна был едва ли выше шепота.

― У меня есть мать, Хрефна, дочь Ульва. В Вестфольде, хутор Сольмунд...

― Я пошлю ей весть, что ты умер славной смертью. И кошель из-под твоей левой подмышки.

Гуннбьорн смежил веки, уже видя воронов.

― Котловина Морской Бури. Клад Атли. Девка знает. К северо-западу, один, может, два дня пути, так она говорит.

Эйнар опустил рукоять ножа в ладонь Гуннбьорна в тот же миг, когда перерезал ему горло. Потом мы ушли, а кровь текла в алую лужу грязи под головой мертвеца, и улица опустела ― никому не хотелось отвечать на расспросы, кто этот мертвец.

Это было похоже на то, как бывает в море при волнении. Мы пересекли высохшую степь под солнцем, яростным, как кулак в лицо. Ветер волнами качал желтую траву, за нами взметались клубы черной земли. Путь наш лежал к зеленой черте на окоеме.

Постепенно черта стала полоской, выросла, выползла из зноя и превратилась в подрост сосны, ольхи и березы. Плавные степные холмы покрылись деревьями, перелески стадами сбегали по оврагу, на дне которого неторопливо струился ручей, вливающийся в Днепр. Недвижный воздух под деревьями раскалился от дневного зноя, опьяняюще пахла смола, стоял густой запах иголок и перегноя. Но они давали укрытие от того, чего мы больше всего боялись: от печенегов.

Как не уставал повторять Валкнут, это была воистину дурная мысль ― отправиться в степь пешком, взяв всего двухдневный запас лепешек, вонючего сыра и немного полосок сушеного мяса, какое употребляют конники-русы.

Они кладут их под седла и одежду, где конский пот размягчает их и пропитывает ― кобылий пот вкуснее, как они клянутся, ― но у нас не было такой роскоши, и в третьем лесу за день я перестал пытаться разжевать мясо и решил, что лучше сохранить его для починки подметок.

― Дай сюда! ― крикнул один из отряда, полуславянин с лицом в оспинах, которого звали Скарти. ― Я суну их себе в штаны. Суть та же, пот другой.

Они рассмеялись, вся эта компания провонявших потом людей. Они отдувались, как загнанная свора собак, наполняли кожаные бутыли речной водой, размачивали хлеб и мясо в ручье, прежде чем их съесть, задыхались на колючей подстилке из иголок от тяжести зноя ― и смеялись.

Когда Эйнар рассказал о своем плане и о том, что нужно шестьдесят человек из отряда, чтобы вернуть Хильд, ему пришлось отказывать желающим. Он послал сказать Святославу и троим его сыновьям, что люди из дружины князя Владимира нарушили клятву и бежали в степь, забрав с собой рабыню Эйнара, и что он пошел вернуть их. Это, как он надеялся, извинит его отсутствие.

Уверенное спокойствие Эйнара исчезло, сменившись угрюмой поспешностью; он лихорадочно гладил усы, и по всему было видно, что удача его покинула.

Потом отобранные шестьдесят человек пустились на северо-запад, следуя по меткам, которые оставляли Нос Мешком и Стейнтор, как две ищейки, шедшие по следам Вигфуса и его команды к таинственной котловине Морской Бури.