Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не части, Гриф, – вмешался Головин. – Я тебя знаю как опытного человека.
Если дирижируешь не ты – а скорее всего, не ты, – нет тебе выгоды, кроме пули в голове... Тогда – кто? Что думаешь? Ведь ты получил информацию первым.
– Первым был тот, кто взял девчонку. Мы вообще пасли не ее, а журналиста, и думаю, не напрасно пасли.
– Выкладывай все, Гриф. Только не ловчи. Я своих решений не меняю, но лукавых ох как не люблю.
Головин опустил на стол диктофон.
– Говорильник зачем?
– Для порядка.
Гриф прикрыл веки, помассировал их пальцами.
– Ты меня за сявку держишь, Александр Петрович?
– Вовсе нет. Но время военное. Хочешь со мной работать? Твой патрон скоро сойдет с круга. Сильно он пугливый для наших палестин. И кресло ему не удержать. Раковский следом за ним подсядет на мякинку. Что жевать будешь, Гриф?
А я оклад тебе положу хороший, ты же знаешь, не жадный я чело век, потому и богатый. Лучшие головы покупаю.
– Сделаем так, Головин. Все, что касается дела, я расскажу. В виде добровольной помощи. Об остальном – разговора не было.
– Бережешься? Ну-ну. Берегись.
Гриф поджал тонкие губы, подумал минуту и начал рассказывать. Рассказ его был скорее похож на доклад: не было в нем ни азарта, ни ерничества, которые Гриф любил себе позволить в разговорах с подчиненными. Сейчас он был совершенно безэмоционален. Воздерживался и от оценок: только факты.
Головин слушал внимательно, делая лишь ему понятные пометки в малюсеньком блокноте. Спросил, когда Гриф замолчал:
– У тебя все?
– Да.
– Данилов... Манилов... Плюшкин, – произнес он раздумчиво. – Остается узнать, какие души мертвые. – Снял трубку телефона, набрал номер. – Федор Юрьевич, что у тебя? Хорошо, буду через полчаса. Есть новости. – Набрал другой номер. – Владимир Георгиевич? Подъеду к тебе попозже. А пока пробей-ка по своим каналам: Данилов Олег Владимирович, журналист холдинга «Новое слово». Нет. Нет.
Через пару часов.
Головин поднял взгляд на Грифа, и Сергей Оттович отчетливо увидел, как осунулось, постарело лицо Головина даже за ту неполную четверть часа, что он сидит в этом кабинете. И еще Грифу показалось, что в глубине глаз этого огромного, сильного человека была вовсе не ярость, а смятая, скрученная, спрессованная до размеров крохотного кристаллика тоска – тоска по семье, по дому, по дочери... По жизни. Исключительная воля Головина выжигала эту жизнь.
Только что Головин позвонил двум министрам – внутренних дел и безопасности. Но... Системы ВД и СБ эффективны при широком поиске; там можно снять информацию по той или иной проблеме, но в таком деликатном деле, как похищение, результат их активности может быть противоположен ожидаемому.
Эту мысль Грифа Головин уловил. Произнес спокойно:
– Только ты не подумай, что я доверяю этим зверькам. Просто хочу подъехать и выяснить степень моего недоверия к каждому из них. – Головин помолчал, добавил:
– Бешеная собака опасна для окружающих, но ее легко просчитать: она бежит прямо на жертву и с клыков ее падает пена. А сумасшедший часто ведет себя совершенно нормально, пока неведомый механизм не включит в нем код уничтожения.
– Головин развел губы, имитируя улыбку. – Кому выгодно сделать меня безумцем, а, Гриф? Кто решил использовать разрушительную силу неуправляемого снаряда «Головин»? И – зачем? Зачем нужен взбесившийся олигарх?
– Вот и я над этим думаю: зачем.
Гриф снова прикрыл набрякшие веки; ему вдруг представилось, что они оба, и Головин, и он сам, словно бегут впотьмах, во влажной и душной ночи, и гонит их обоих призрак безумия, неотвязный и яркий, словно морок.
– О чем загрустил, Гриф?
– Вы читали «Амок» Цвейга, Головин?
– Вряд ли.
– Герой там был одержим навязчивой страстью. И она гнала его к гибели.
– И что?
– Страсть эта была рождена не любовью: ядовитыми испарениями тропиков, тяжкой влажной жарой и пустым временем.
– И – что?
– Порой мне кажется, что кто-то смоделировал подобную ситуацию по отношению к вам. И ко мне. Мы не за тем бежим и не то ищем.
– Я схемник, Гриф. Математик. Все, что ты говоришь, элементарно.
– Но оттого не менее действенно.
– Может быть.
Гриф помолчал, произнес:
– Подумайте, кто вас предал.
Головин растянул губы, обнажив в оскале клыки:
– Не лукавь, Гриф. Предают только свои. У меня нет «своих». У таких, как я, «своих» не бывает. Впрочем, у таких, как ты, – тоже.
Головин с минуту сидел, напряженно уставившись в одну точку. Потом сказал:
– Все, что ты наговорил, любопытно. Но сейчас я слишком взвинчен, чтобы суметь отличить правду от лжи. Тем более ты такой же, как я. Именно потому я хочу знать не то, что ты рассказал, а то, что ты скрыл.
Он кивнул парням; Грифу плотно блокировали руки, из темноты вышел человек с небольшим чемоданчиком и в течение минуты приготовил все необходимое: капельницу, препараты, компьютер, зажимы для пальцев.
– И химия, и детектор... «Почести» как для члена Политбюро тех еще времен, – скривился Гриф.
– Не лукавь, Гриф. И ты и я знаем: информированность какого-нибудь начальника отдела или сектора ЦК была куда выше любого члена. Особенно по специфическим вопросам. А у тебя, Гриф, очень специфическая профессия. – Головин скривил губы. – Ты что себе думаешь? Что прошел весь путь от сперматозоида до генерала? Черта с два! Ты просто профессиональный разводила, Гриф, как и все конторские, вас. на это натаскивали, вас этому обучали: как человечков улавливать да манипулировать ими по своему хотению да к своей выгоде! Но реальное действие ломает все и всякие расклады, Гриф! Кто-то поломал мои, похитив Дашу. Я – ломаю чужие.
На пальцы Грифа установили зажимы, оператор включил компьютер.
– Ты этим приговариваешь меня, Рамзес.
– Что делать, Гриф. На войне – как на войне. Кстати, мое предложение остается в силе. Подумай.
– Если останется чем.
– Ребята будут аккуратны. Кстати, ты на свою выучку и натренированность не очень-то полагайся. Когда ты ее проходил, таких препаратов еще не было. А кодированную блокаду ты себе вряд ли разрешил поставить. – Головин скривился. – Так что... Постарайся расслабиться и получить удовольствие.
Александр Петрович встал, пошел к выходу и только тогда заметил продолжающего сидеть на стуле Вагина.
– Это что за мебель?
– Помощник, – коротко ответил один из людей Головина. – Доверенное лицо.