– Насколько я помню, да, – неохотно признался Артем. – Впрочем, всемирного признания обрести не успел. Из всей недвижимости – квартира в Сибири и замок в Пикардии, который давно дышит на ладан.

– Ну, не прибедняйтесь. В вашем поместье Гвадалон имеется неплохая картинная галерея, где собраны работы известных мастеров французской живописи.

– Предпочел бы живопись итальянскую или голландскую, – проворчал Артем, – она не так сквозит гламуром. Да, вы правы, отдельные из этих картин я бы мог продать и протянуть на старости месячишко-другой. Но может встать на дыбы городское собрание, которое почему-то считает мою коллекцию собственным достоянием. А также собственное второе «я», которое согласно голодать, но никогда не опустится до продажи картин.

– А собственные-то изделия вы продавали…

Артем засмеялся.

– Собственные, конечно. Их не жалко. Еще нарисую.

– К вопросу о том, чтобы еще нарисовать… – Ватяну посмотрел на него как-то задумчиво и многообещающе. – Мы навели о вас справки, господин Белинский. Просмотрели по Интернету ваши работы, выставлявшиеся в вашей местной картинной галерее. Весьма любопытно, господин Белинский…

Пружина сжимала грудь. Уже трещали кости, сердце работало со всхлипами.

– Весьма и весьма любопытно, господин Белинский, – повторил Ватяну и снова начал нарезать круги по камере. – У вас имеется именно то, что нам нужно…

«Кораблик в бурю», – уныло подумал Артем. – Эту картину рисовал не я. Дьявол водил моей рукой».

– «Кораблик в бурю», – резко остановился Ватяну. Глаза его блеснули. – Впоследствии вы продали ее частному лицу. И не только «Кораблик в бурю». Вы обладаете интересным видением окружающего нас мира. Задаю конкретный вопрос – вы не хотели бы немного поработать на нас?

«Придворным живописцем», – тоскливо подумал Артем.

Конкретный вопрос подразумевал конкретный ответ. Слова с трудом выдирались из горла.

– Это очень странное предложение, господин Ватяну. Вы предлагаете рисовать для вас картины…

– Да.

– Но где? В этом замке, в качестве пленника? Или на воле – с видом на родные осины или холодный пролив Па-де-Кале? Если я откажусь, меня отпустят, или я горько пожалею о своем отказе? И как, в конце концов, насчет оплаты за «Торжество истины»?

Ватяну безмолвствовал, пытаясь понять, что у него на уме. Но это же элементарно! Только одно у него на уме: дайте пожить в покое!

– За картину с вами рассчитаются, – нарушил липкое молчание Ватяну, – думаю, пятнадцати миллионов будет достаточно. В течение полугода их будут переводить на ваш счет небольшими суммами. Но при условии, что вы согласны с нами сотрудничать. Свободу передвижений вам никто ограничивать не будет. Но негласный контроль, увы, останется. Вы будете получать заказы, рекомендации, некоторые вводные. Разумеется, вся работа будет оплачиваться. Вы достойно встретите старость и даже зрелость. Но нам придется составить с вами, в некотором роде, контракт…

– Договор с Дьяволом… – содрогнулся Артем.

Ватяну расхохотался, но глаза его при этом оставались холодными и бесстрастными.

– Как же вы все боитесь этого слова… Вместо того, чтобы бояться Бога. Вспомните, сколько преступлений в истории человечества совершалось с именем Бога на устах? А с именем Дьявола? На порядки меньше. Но это так, к слову. Называйте как хотите, господин Белинский. Только договор вы будете подписывать не с каким-то там мифическим Князем Тьмы, а с конкретными людьми. Итак, ваше слово?

– А подумать?

– Думайте, – пожал плечами Ватяну, – но не считайте, что у вас в запасе вечность. Вам на пользу не пойдет сырое подземелье. И другу вашему…

– Где он?

– Там, – Ватяну неопределенно махнул рукой, – третья или четвертая дверь по коридору…

Когда он выбрался из оцепенения, в камере никого не было. Дверь была приоткрыта. Милости просим на выход, Артем Олегович. Если есть желание…

Несколько минут он недоуменно озирался, прислушивался к ощущениям. Могло ли ему померещиться это непотребство? Сделка с Дьяволом – это что-то новенькое. Как подсказывали эрудиция и простое шестое чувство, на сделку с означенным товарищем ходить крайне не рекомендуется. Не ходил бы ты, Артемушка, на сделку с Дьяволом. Это не только права, но и серьезные обязанности…

Он осторожно приоткрыл дверь, опасливо посмотрел наверх – не свалится ли тазик? Тазик не свалился. Метрах в десяти по коридору виднелся Оскар верхом на стремянке. Он выворачивал из плафона перегоревшую лампочку. Покосился на Артема, что-то буркнул не очень враждебно. Приказа не пущать, по всей видимости, не поступало. Артем вышел, притворил дверь, вопросительно посмотрел на Оскара. Тот отмахнулся: иди, куда вздумается…

Но казацкой вольницы уже не было. Из зоны мрака выросла фигура в балахоне до пят. Человек был коротко стрижен, смугл и имел шикарный выпуклый шрам от левого уха до правого глаза.

– Вы палач из Пьемонта? – на всякий случай поинтересовался Артем.

Человек промолчал. Он просто смотрел и ничего не делал.

– Карлос глухонемой, – пояснил со стремянки Оскар, – приставлен по вашу душу, чтобы вы с приятелем не вляпались в новую историю. А насчет палача вы попали в самую точку. Этот парень пятнадцать лет работал исполнителем смертных приговоров где-то в Южной Америке. Да вы проходите, проходите, не бойтесь, ему не велено вас исполнять…

Как странно, подумал Артем, обычно люди, всю жизнь убивающие других, с выходом на заслуженный отдых обращаются к Богу. Оказывается, существуют и такие, которые обращаются к Дьяволу. Видимо, им нравилась их работа.

За «третьей или четвертой дверью по коридору» было темно, как безлунной ночью. Артем негромко постучал в приоткрытую дверь, сунул нос.

– Эй, ты где?

Темнота закряхтела, заохала, заворочалась. – Не в том месте я. И не в то время… Поручик, вы трус и подлец. Я вызываю вас на дуэль.

– Я не приду, – отозвался Артем.

– Почему?

– Потому что я трус и подлец.

– Подумаешь, новость. Ладно, заходи, если ты действительно тот, на кого я подумал.

Артем опасливо покосился на безмолвную тень Карлоса, перекрывшую его собственную тень. Хорошо, если этот крендель действительно глухонемой. А если нет?

Он бочком протиснулся в темноту. Замер, не зная, куда идти. В камере душно, воздух не циркулирует, несмотря на открытую дверь.

– Тебя тут держат без света?

– Да нет, это я сам выключаю, чтобы глаза не болели… Подожди, сейчас будет тебе свет… – Он закряхтел с утроенной силой, заскрежетала кровать, покатилось по полу что-то металлическое. Вспыхнула настольная лампа на ободранной тумбочке. Потянулся Павел, щуря слезящиеся воспаленные глаза. Он скверно выглядел после памятной аварии. Лицо мертвенно бледное, кожа одрябла, вокруг глаз чудовищные синяки – последствия отбитого ливера. Одежда не снималась несколько дней, от Павла нещадно несло потом. Надрывая спину, он приподнялся, обнял Артема.