– Я познакомился с ней, когда девочка была в девятом классе. Она участвовала в олимпиаде по английскому языку, а я был в составе жюри, так как главное место – это возможность заниматься в моей Международной языковой школе, занимающей второе место по рейтингу в столице. Двухмесячная летняя программа. В центре используются уникальные методики изучения английского. С их помощью ученики могут быстро и качественно повысить свой уровень знаний, приобщиться к культурной среде других стран и использовать навыки на практике. Ирина честно победила, взяв первое место и выиграв бесплатное обучение.

На мгновение мужчина прекратил свой рассказ и, взяв фотографию, где Котлова сидела за партой, с жадностью вглядывался в любимые черты. Нежно проведя по лицу, Александр Александрович продолжил:

– Нежная чистая красавица. Влюбился в нее как подросток, а мне тогда было под тридцать. Не подумай, я пытался бороться, старался обходить ее стороной, сделать все, чтобы мы не пересекались. Но… не получилось… И пусть я старше и намного, но Ира тоже разделяла мои чувства. Не нужно считать, что я соблазнил или нечто подобное. Нет, я никогда ее не соблазнял, хотя она считала, что я поступаю неправильно. Мы встречались, но я согласен был ждать. Да, сколько угодно, главное, чтобы она была рядом. Не знаю, на тот момент я сходил по ней с ума. И до сих пор люблю…

Понимая, что хорошая часть подошла к концу и начнется плохая, ведь не зря же я здесь, поторопила мужчину:

– Что… с ней случилось?

– Эта мразь случилась – ее брат, – гневно отчеканил он, откидывая фотографию на столик, сжимая руки в кулаки.

– Иван? – пытаясь понять, как он тут замешан.

– Да, он… Про него ходили плохие слухи, что он любит насилие, но я бы и не подумал, что он сможет изнасиловать родную младшую сестру.

Меня оглушило, что не могла дышать. Только жадно хватать воздух ртом и пытаться осознать услышанное, но это было невозможно. Невозможно, потому как такую жестокость нереально принять. Просто сидела и смотрела на Пиронова, в ужасе ожидая продолжения. Было так мерзко и ужасно от всей ситуации, что хотелось спрятаться и сидеть в тишине. В горле пересохло, но все же нашла в себе силы спросить:

– Как… как такое возможно?

– Я виделся с ней, после того, что произошло. Разбитая, потухшая, сломанная девочка. Пришел, когда она пыталась покончить с собой. Я спас и забрал ее, пригрозив отцу, сказав, что просто так не оставлю, пообещав, что они ответят за то зло, что совершили. Но… потом… они выкрали ее, как воры, и сказали… сказали, что она уехала из страны. Все заявления в полиции исчезли, меня никто не хотел слушать, считая, что я страдаю от больной любви к девочке, которая мне отказала. Сказали, что если не успокоюсь, то посадят… за совращение малолетней. Заявили, что у них есть показания пострадавшей, что именно я совершил злодеяние, и пригрозили расправой. Я сходил с ума, не зная, как быть. Нанимал охранников, но они ничего не видели, а через время их выбрасывали, и я решил, что ее действительно увезли в другую страну, спрятали от меня. Я столько лет искал ее, столько долгих лет, но следов не было. Никто не ездил к ней, не отлучался из их проклятого семейного поместья. Мать их… она забита, подобна тени, не способная ни на что, кроме как дышать, каждый день мечтая о смерти. Я общался с ней… Она – мертва внутри.

Слушала с ужасом, не представляя, что пережила девочка по вине человека, о котором я думала положительно, считала своим парнем, другом. Как я была так слепа? Как?

– И вот… совсем недавно я узнал, что она там… взаперти…в старом доме. И над ней издеваются! Издеваются, – с настоящей болью проговорил он, доставая и передавая мне скомканную фотографию, где Ирина лежала на кровати, прикованная наручниками к спинке, а тело ее представляло собой искалеченную грушу. Невыносимо больно было такое видеть. Ужасно. Страшно. Не могла ничего сказать. Совсем.

– И, знаешь, как я понял, что она вновь там? До этого снимка, который принес мне охранник, когда смог пробраться внутрь дома, а на следующий день он пропал… Рассказать как?

Замечая, что я ничего не могу сказать от шока, мужчина вздохнул и раздраженно воскликнул:

– Она беременна. Вновь беременна! Паскудная мразь издевается над ней, а потом… потом… – Александр Александрович замолчал, и лишь через некоторое время устало выдал: – Эти данные находятся в частной клинике, где он лежал с ранением, которого не было. Их смогла достать Елена, пробравшись в кабинет главврача.

Повернулась к ней и увидев твердую убежденность и подтверждение слов мужчины, повернулась к Пиронову и воскликнула:

– То есть… в том… в том… доме находится сестра Ивана и его сын, которую он… насилует?!

– Да, до сих пор! Он не только насилует, но и издевается, пичкая ее сильными таблетками, избивая, когда сопротивляется.

– Но как? Как такое возможно? Почему такая жестокость к своей сестре? К дочери? Ведь Котлов обо всем знает! Знает! – воскликнула, не понимая, как родители смогли допустить такое. За что с ней так?

Мужчина забрал из моих рук фотографию, где они вдвоем с Ириной, и сложив в пачку, грубо сообщил:

– Потому что она не дочь Котлова. Ее мать изменила мужу, решив доказать, что смелая, и он отомстил, превратив жизнь женщины и девочки в существование, а потом позволил сыну издеваться над Ириной.

– Боже мой! – воскликнула, ужасаясь тому, что сотворили с бедной школьницей, не понимая, как так можно. Меня сковал ужас. Тяжело дышала, пытаясь переварить, а потом резко спросила:

– Зачем вы украли меня? Зачем?

Мужчина отвернулся, а потом спокойно произнес:

– Не думай, я не хотел причинить тебе боль или сделать подобное, как он с моей девочкой. Но я хочу обменять вас… Понимаешь?! Мне нужно спасти ее с ребенком, и ради этого я отдам тебя в его руки.

Затрясло. Понимала его, хорошо, считая, что он прав, но меня скручивало от ужаса, что я вновь буду рядом с таким ничтожеством, мразью, как Котлов Иван, тем более – один на один. Как же я его презирала и ненавидела, и особенно Николая Федоровича. Так, как никогда, не в силах мириться с такой жестокостью, фальшью и безнаказанностью. Я столько всего пережила, натерпелась, а она… погибает до сих пор. Столько долгих лет Ирина живет в ужасе, настоящем ужасе, не зная выхода. А малыш ее…

На мгновение потерялась, понимая чудовищную правду:

– Так тот мальчик… он сын… сын Ивана?! И это именно он его избивал? – воскликнула, вспоминая побои на теле маленького, беззащитного мальчика, над которым издевался собственный отец за то, что у него ручки соединены. Сволочь! Вместо помощи! Это совершал тот, кто должен оберегать, ценить и лелеять, а он избивал, да так, что гематомы на голове – это только цветочки. Ребенок не может говорить. А он мне про замужество и детей рассказывал…

Учащенно задышала и выдохнула:

– Александр, я замужем за другим.