„КОШМАР В ПЯТНИЦУ, НА УЛИЦЕ ХЭЛЛОУИН!“

(Кошмарный шепот изо рта, полного червей.)

Мы никогда не признаемся, что бабло склеило нам мозги… и мы не создали ни одного реально страшного фильма после „Господина оформителя“. А самое главное — мы никогда не умели их делать!!! (В чьей-то руке нож, капает кровь.) Бойся того, что не испугает и ребенка. Смотри, как мы дотошно сдираем с Голливуда! Прокляни себя: „Зачем мне это говно на большом экране?“ Поскули во тьме, сколько кружек пива ты смог бы купить на эти деньги!

ТЫ ИСПУГАЕШЬСЯ…

КАК БЫ МЫ НЕ СНЯЛИ СИКВЕЛ!

(Рука пробивается сквозь землю разрытой могилы.)

Евфросинья Дмитриевна Спирс… толпа неизвестных актеров… Паша Кусенко для разнообразия… жена режиссера, любовница режиссера, племянница режиссера, дочь режиссера — рецепт убойного московского хоррора. Не пойдете смотреть? (Мистически-злобное.) Ха-ха-ха-ха!

ЗНАЙТЕ — МЫ НЕ ОСТАВИМ ВАС В ПОКОЕ…

Мы запустим эту рекламу по всем каналам. Залезем к вам в мозг. Прилепим миллион баннеров в Интернете. Словно зомби, на ватных ногах вы придете в кино — и заплатите за билет, чтобы потом плеваться…

(Девушка верещит, забиваясь куда-то в самый угол душевой кабины.)

НАШИ ФИЛЬМЫ УЖАСОВ — ЭТО РЕАЛЬНО СТРАШНОЕ ЗРЕЛИЩЕ!

(Гостиница «Имперiалъ», городъ Гонаивъ — примерно за 20 минуть до жестокаго события въ подвале въ центре Москвы)

…— Что это было? — повторила свой вопрос Червинская.

Она выглядела чудовищно постаревшей — никто не посчитал бы дочь профессора юной девушкой. Как никогда до этого Елена напоминала труп — прежде всего земляным оттенком кожи и полностью бескровными губами.

— Соль, — пожал плечами Каледин. — Самая обычная поваренная соль.

— Кто вам сказал, что она может ТАК действовать?

— Рауль, бывший тонтон-макут, — признался Федор. — Живой мертвец, в прошлом офицер госбезопасности. Понимаю, звучит как бред сумасшедшего — но тут я уже перестал удивляться. Так вот, Рауль сообщил: вернуть зомби память предельно легко. Достаточно бросить ему в лицо горсть соли либо подложить ее в пищу[57]. Правда, сделать это должен не колдун.

— Однако, — подняла брови Алиса. — Значит, стоит лишь угостить зомби соленым огурцом либо квашеной капустой — и он становится безопасен?

— Это действует не на всех, — предостерег Каледин. — Соль возвращает память тем зомби, у кого сохранились нормальные мозги, а со времени смерти прошло не более семи дней. То есть нужен качественный мертвец, который мало чем отличается по способностям от живого человека и обладает способностью мыслить. Остальных же зомби пожалуйста — квасьте хоть в бочке с капустой, ни хрена не поможет, им попросту нечего вспоминать.

— Дааааа, — с великим разочарованием сказала Алиса. — Реальность способна жестоко бить по голове. А почему об этом не говорится в фильмах ужасов?

— Потому что тогда любое кино про зомби будет длиться десять минут, — философски пояснил Каледин. — Подвезли мешок с солью — и привет. Целый сектор кинопромышленности крышкой накроется, самоубийства начнутся.

Червинская не слышала этих слов. Будто во сне, щурясь, она осматривала комнату отеля. Сделано под колониальный зал, кружевные занавески, лепной балкончик — на улицу выпирают пузатые, как бутылки, колонны. Она мертва. Боже мой, какая простая разгадка. Она убила множество людей… Так вот откуда радость смерти и жажда крови. Червинская чувствовала страшную усталость. Если бы она не была трупом, то сказала бы: «Мне не хочется жить».

— Как вас зовут? — осторожно тронул ее руку Каледин.

— Что? — вырвалась из прострации Червинская. — А… Екатерина… папа звал Катюшей. Вы сказали, моего отца тоже сделали зомби… Где его тело?

— Не знаю, — честно признался Каледин. — Труп профессора похитили из морга. Спасибо за беседу, но вам надо отдохнуть. Куда вас следует отвезти?

Червинская смотрела на него глазами, полными льда.

— Мне нигде нет места, — ответила она. — Еще полгода назад я плавала в море и целовалась со своим ухажером под луной, допуская лишь легкие касания. Правда ли, что самые жестокие зомби получаются именно из девственниц?

— Да, — кивнула Алиса. — Любой фольклор говорит об этом. Мертвым невестам в Трансильвании, не дождавшимся свадьбы, вбивали кол в сердце уже на похоронах — чтобы те не встали из гроба сосать кровь. Помните наших русалок? Такие романтические сказки. Но изначально русалки появились из языческих легенд об утопленницах, «не знавших мужа» — вот они и оборачиваются зомби с червями в глазах, убийцами ночных путников.

— Жаль, ты мне раньше не сказала, — с тоской произнес Каледин. — Девиц тяжело уламывать, а тут отличный аргумент в пользу ранней дефлорации.

Майлов за столом внезапно крякнул и вытаращил глаза. Удар каблуком предназначался Каледину, но Алиса под столом перепутала ноги.

«Извините», — шепнула она уряднику, и тот позволил себе слабо моргнуть.

— Мне некуда идти, — без тени волнения произнесла Червинская. — Я в розыске Интерпола в качестве серийной убийцы, совершившей преступление века. Столько крови, что никогда не отмыться. Я уже не девочка-студентка… а просто монстр. И главное — я не чувствую никакого сожаления о том, что делала — ни боли, ни огорчений. Убийство — это мое наслаждение, а опасность для вас, исходящая от меня, никуда не исчезла. Я по-прежнему подчиняюсь связному и своему создателю — Мари-Клер. Нет сил противиться: я сделаю все, что они прикажут. Связному-то, как я полагаю, я больше не нужна — лучше останусь здесь, в хунфоре. Мари-Клер ласкова со мной, а ведь зомби для колдунов — домашняя скотина, вроде наших овец…

Каледин не знал, что ей ответить — он машинально кивал. Никто в номере отеля не видел, как площадь внизу стремительно пустела. Торговцы бросали свой товар, охранники покинули пост у дверей… женщины ничком ложились на землю — рядами, как скошенная трава. Встав между двумя пальмами, одетая в черное платье, Мари-Клер держала в руках череп Субботы — до краев наполненный костяной пылью. Ее пальцы тряслись, лицо посерело от злобы. Оскалив гнилые зубы, мамбо зачерпнула пыль полной горстью. Вытягивая ладонь в сторону балкончиков «Империаля», она дунула — серебристые нити закрутились в воздухе спиралями, расцветая, как розы, с губ сорвалось заклинание Самеди. За спиной у мамбо безмолвными тенями выросли слуги.

— Антре, — сказала Мари-Клер, костлявым пальцем показав на отель. Черный платок у нее на плечах надулся ветром, став похожим на крылья коршуна.