проснулся. Вынырнул из алкогольного транса и что есть силы толкнул плечом Анатоля. Мы с ним повалились на стену рядом с витриной закрытого магазина одежды.

А в следующую секунду по тому месту, где мы только что стояли, пролетел автомобиль. Это стремительное перламутровое чудовище вылетело на тротуар, описало дугу и, выбив днищем искры из бордюра, вернулось на дорогу. После чего под торжествующий рык могучего двигателя скрылось из виду.

— Сумасшедший! — заорал Анатоль, выбираясь из-под меня; он встал нетвёрдо и погрозил кулаком вслед исчезнувшему автомобилю. — Если бы ты кого-то задел, я бы тебе устроил серьёзные неприятности!

Кто-то истерически засмеялся. Слез с фонаря Пьер, и через несколько секунд пьяное веселье смыло внезапный испуг, а потом — и само воспоминание о лихаче, не справившемся с управлением.

Только вот теперь я понимал: с управлением у того автомобиля всё было в порядке. Если бы не крик Пьера, я бы не отпрянул в сторону, и меня бы размазало по тротуару ровным слоем. Именно меня. Я стоял ближе всех к дороге...

— Когда я скажу «три», ты откроешь глаза и проснёшься, — послышался такой неуместный здесь, в этой компании, голос Мишеля. — Раз, два, три!

Я открыл глаза. Мишель был бледен.

— Костя, — сказал он тихо, — я понимаю, что это — не моё дело. Но... почему тебя пытались убить?

— Не знаю, — честно сказал я.

Я и вправду не знал. Зачем меня пытаются убить сейчас — это было очевидно. Я сильный маг, к тому же — белый (ну, с оговорками). Я серьёзно встал поперёк глотки Юсуповым. Поводов от меня избавиться — хоть отбавляй. Но чем провинился весёлый раздолбай Костя Барятинский, который, к тому же, магом был слабеньким?..

В дверь стукнули. Я резко сел на кровати, аж голова закружилась. Мишель вскочил.

— Да? — крикнул я.

Дверь открылась, и в комнату просунулась седая голова пожилого «дядьки» с бакенбардами.

— Здравствуй, Гаврила, — кивнул я.

— Ваша сиятельства, господин Барятинский, — сказала голова. — Тама вас ожидают.

— Где — «тама»? — спросил я. — И кто?

— Снаружи, значит. А кто... Не знаю, господин Барятинский. На такси господин какой-то...

— Понял, спасибо, — кивнул я.

На такси из моих знакомых предпочитал разъезжать только один человек.

* * *

Платон вышел из машины и прогуливался неподалёку, погруженный в свои мысли. Такси не отпустил — значит, с визитом ненадолго. Когда я подошёл, учитель сделал хорошо знакомый жест рукой, и нас накрыл купол тишины.

— Что-то случилось? — спросил я после обмена приветствиями.

— Случилось, — кивнул Платон. — Вы, вероятно, это предполагали, когда просили Григория Михайловича посмотреть на амулет. Он передоверил это дело мне, как более опытному по части таких вещей. Я изучил амулет как только мог.

— И? — Я весь обратился в слух.

— Насколько я понимаю, вы решили, что этот амулет блокировал родовую магию, которая защищает вас от падения с высоты, верно?

Я коротко кивнул, всем своим видом демонстрируя нетерпение. Платон выждал паузу, глядя на меня.

— Ничего подобного, — наконец, сказал он. — Вы ошиблись. Это не тот амулет.

Я тяжело выдохнул.

— Ну и почему же тогда родовая магия не сработала?

— Видите ли. Амулеты, блокирующие родовую магию, это невероятно сильные артефакты. Изготовить их не так просто, и стоят они целое состояние. Не говоря уж о том, что их изготовление, хранение и распространение строжайше запрещены и караются смертью.

— Ясно, — удручённо сказал я. — А...

— А в вашем кармане было нечто другое. Кое-что гораздо проще.

— Платон! — прикрикнул я. — Можно уже к сути дела?

Учитель улыбнулся и кивнул:

— При вас находился так называемый амулет «Обмани судьбу». Вещичка простенькая, относительно недорогая. Принцип действия: на некоторое время она делает человека невидимкой для судьбы. Например, не везёт кому-то в азартные игры. Этот кто-то приобретает такой амулет, идёт в игорный дом и выигрывает. Или дамы не отвечают никогда взаимностью — то же самое. Казалось бы, мелочь, безделушка, да ещё и одноразового применения — иначе их давно бы строжайше запретили, — но вот, на вашем примере, внезапно выяснился побочный эффект. Для родовой магии, оказывается, человек тоже как бы исчезает. Обладая таким амулетом, носитель родовой магии, грубо говоря, подчиняется не своей судьбе. И родовая магия подзащитного в течение какого-то времени «не видит». Понимаете?

Я опустил голову и мысленно выругался. Так забористо, что если бы Платон это услышал, то перекрестил бы меня. Вряд ли аристократическому отпрыску полагается даже слышать когда-либо подобные слова.

Ну что, капитан Чейн? Наигрался в детектива? Рабиндранат, амулет, блокирующий родовую магию... Чёрта с два! Неудачник и неумеха из загибающегося рода Костя Барятинский просто захотел перехитрить судьбу и купил себе эту паршивую «монетку»! С какой именно целью — сейчас уже не спросишь. А потом ему взбрело в голову прыгнуть с моста. Вот и вся интрига. Не стоит искать злого умысла там, где нет ничего, кроме подросткового идиотизма...

А что касается той машины, которая «меня» чуть не сбила — ну, видимо, правда пьяный лихач решил погарцевать ночью на пустой дороге. Совпадение, да и только.

— Сейчас амулет, конечно, полностью разряжен. — Платон запустил руку в карман и достал ту самую «монету с ушком».

Он бросил медальон мне, я поймал. Быстро осмотрел. Какие-то знаки. Руны, наверное. Мы их будем изучать со второго семестра. Материал — бронза.

Я бросил «монету» обратно Платону.

— Спасибо. Не хочу его хранить у себя.

— Разумно, — кивнул тот и вернул амулет в карман.

— И всё же ты для чего-то приехал лично, — сказал я, глядя в глаза Платону. — Что-то ещё?

Платон кивнул:

— Я навестил прорицательницу. В Санкт-Петербурге она одна — во всяком случае, единственная, заслуживающая внимания. Прорицатели — это особая каста магов. Странностей у них, конечно... — Платон выразительно покачал головой. — Однако есть среди этих странностей и полезные. Например, прорицатели всегда говорят только правду, иначе могут лишиться своего дара. Я показал прорицательнице медальон, показал вашу фотографию и спросил, покупали ли вы у неё этот медальон. Она сказала — не помнит.

— Ну, может, я его где-то ещё купил, — пожал я плечами. — У других прорицателей. Не заслуживающих внимания.

— Вполне возможно, — согласился