До войны во время своих приездов в Петербург и Ялту Перрен проверялся б, 7, 8 и 9 делопроизводствами Департамента полиции, то есть и контрразведкой, и сыскным отделением, и на политическую благонадежность![400] За ним были установлены гласный и негласный полицейский надзоры по 5 делопроизводству, занимавшемуся пресечением антигосударственной деятельности.[401]

Во время войны Перрен проживал в Стокгольме со своей любовницей бельгийкой Анной Гетгебьюр. И здесь он находился в поле зрения русской военной контрразведки, которая даже завела на него «Дело об установлении наблюдения за американским подданным Перином Карлом, подозреваемым в шпионаже. 14 января 1915 года – 21 августа 1917 года»[402].

Оккультист и хиромант Перрен сыграл важную роль в организации встречи Протопопова и сотрудника немецкой миссии Фрица Варбурга. Брат известного гамбургского коммерсанта был прикомандирован к посольству в качестве консультанта по продовольственным вопросам. Британский посол Бьюкенен считал, что эта встреча Протопопова могла «серьезно его скомпрометировать»[403].

Позднее, в 1918 году, находившийся в большевистской тюремной больнице Протопопов – одно из главных действующих лиц встречи и бывший глава МВД – сообщит некоторые подробности сотруднице Политического Красного Креста Марии Рысс: «Все разумные люди в России, в их числе едва ли не все лидеры „Партии Народной Свободы“(кадеты), были убеждены, что Россия не в состоянии продолжать войну». Материально истощенная, без значительной тяжелой индустрии, с невежественным населением, склонным к анархии, – Россия находилась на пороге революции. Но эта революция не может не принять форм дикого бунта, губительной для России анархии. Поэтому представлялось необходимым нащупать почву, при каких условиях немцы согласны заключить мир со всеми союзниками: о сепаратном (между Россией и Германией) мире не думал ни он, Протопопов, ни кто-либо из его единомышленников. Вот почему Александр Дмитриевич Протопопов не счел возможным уклониться от свидания с Варбургом. Далее: 1) об этой встрече заранее были осведомлены все члены делегации[404]; 2) о сепаратном мире вопрос не поднимался; 3) свидание до некоторой степени носило официальный характер.

Эти два последних пункта подтверждаются тем, что переговоры Протопопова с Варбургом велись в присутствии русского посла Неклюдова[405].

Другими словами, то, о чем все говорили, – Александр Дмитриевич Протопопов сделал. «Только в этом и была моя вина», – заключил свой рассказ бывший министр. Все те мысли, которые он исповедовал, он – по его словам – и положил в основание записки, представленной царю в конце 1916 года, то есть перед самой революцией.

Согласно словам Протопопова, России следовало за несколько месяцев до этого сообщить союзникам… что, «будучи неспособной продолжать войну, она вынуждена была вступить в переговоры с Германией. Все эти месяцы союзникам и России надо было вести эти переговоры. В случае же отказа союзников от переговоров Россия в упомянутое время, после заключения мира с Германией, могла выйти из войны. Таким образом она стала бы нейтральной страной»[406].

3 июня 1916 года, возвратившись в Россию, Протопопов информировал об этих беседах государя. Возможно, встреча в Стокгольме стала причиной повышений по службе, когда 16 сентября 1916 года Протопопов был назначен управляющим МВД, то есть исполняющим должность до назначения, а с 20 декабря, буквально через три дня после смерти Распутина, утвержден в должности главы МВД.

1.

«Обнаруженный на Гатчинском шоссе автомобиль оказался принадлежащим 6 автомобильной роте, а автомобиль, в котором перевозили тело Распутина, следователями не найден»[407], – пишет великому князю Николаю Михайловичу сенатор Степанов, возглавлявший Первый департамент Минюста, которому подчинялась Петроградская судебная палата, проводившая следствие.

Действительно полиция тщетно разыскивала машины, из тех, что могли быть использованы для перевозки трупа. Исходя из цели такой транспортировки, особое внимание обращалось на военные грузовики. Но была ли такая машина в распоряжении сообщников? Нужен ли им был именно грузовик?

Вопрос о марках автомобилей и их хозяевах, участвовавших в преступлении, увязан в этой истории с этапами преступления и определения личности преступника. Конечно, в конце декабря 1916 года ответить на него было бы проблематично, но сегодня мы можем сделать это, потому что время и лица, участвовавшие или причастные к убийству, дали нам неожиданные подсказки. Как, впрочем, и само 751 дело.

Но для начала выясним, сколько автомобилей преступники задействовали в ночь с 16 на 17 декабря. Что это были за марки? Каковы были их функции? И, конечно, кому принадлежали машины?

Первый автомобиль, который появляется у Юсуповского дворца, – это машина Дмитрия Павловича. В показаниях полиции Юсупов свидетельствовал: «Около НИ часов вечера приехал Великий князь Дмитрий Павлович, с парадного подъезда, а потом съехались и остальные гости».

Это же подтверждает и глава МВД Протопопов во всеподданнейшем докладе царю: «…Его Высочество изволили прибыть к парадному подъезду дома».[408]

Машина, которая принадлежала великому князю Дмитрию Павловичу, хорошо известна – это дубль-фаэтон бельгийской фирмы «Металлуржик» (Metallurgique 15/30 CV). Она запечатлена на многих фотографиях с именитым хозяином и имперским штандартом на крыле. Навряд ли он подошел бы для транспортировки трупа, так как был фактически даже в зимнем варианте открыт для внешнего осмотра и в случае остановки полицией тело жертвы не составляло бы труда обнаружить.

Второй автомобиль, который появляется в этом деле, – тот, что поехал за Распутиным на Гороховую, 64, шофером которого был переодетый в кожаный костюм доктор Лазоверт.