Я испытал огромное облегчение. У меня словно гора спала с плеч, и мне казалось, что все неприятности уже позади.

Не успел я повесить трубку, как пришла Джози с ленчем для Веры, который та, естественно, не могла есть; Джози принадлежала к числу немногочисленных (в те годы) владельцев стиральной машины и поэтому забрала с собой груду грязного белья и одежды. Я сказал Вере, что скоро приедет Иден, и удивился ее в высшей степени странной реакции.

Она посмотрела на меня сумасшедшими глазами, явно пребывая на грани истерики, но на бред это было не похоже. Свою безумную просьбу она произнесла рассудительным, спокойным и ясным голосом.

— Джейми днем спит. Заприте его в комнате, Чед, и скажите Иден, что его забрала Джози.

Что я мог ей ответить? Как отреагировать на подобную просьбу, явно безумную? Я не стал спорить. Пообещал. Да простит меня Бог.

На этом месте рассказа Чеда я остановилась. Странно, но прочитанное меня расстроило. Разумеется, я знала об отчаянии Веры, знала, как все было плохо, но не подозревала, что до такой степени. Что касается подтверждения для Дэниела Стюарта, тут я ничем не могла ему помочь. Если только найду письмо, которое Вера отправила моему отцу через неделю после того воскресенья. Оно датировано 6 января 1948 года и входит в число немногих зимних писем, которые отец сохранил. Самое ценное в письме не то, о чем сообщается, а то, о чем умалчивается.

Дорогой Джон!

Мне следовало написать тебе раньше, чтобы поблагодарить за денежный перевод, который вы с Вранни прислали Джейми на Рождество. К сожалению, все прошедшую неделю я пролежала с гриппом. Болезнь протекала тяжело, с осложнениями на горло и легкие, но все были удивительно добры и всячески помогали; Джози и Тора Моррелл навещали меня каждый день, а Хелен стала мне настоящей опорой — часами сидела возле меня, читала мне, присылала еду из Уолбрукса.

Джейми у Иден. Я немного волновалась, что она еще недостаточно окрепла, чтобы заботиться о нем, однако она уверила меня, что снова чувствует себя нормально. Там ему лучше всего, в этом милом доме, а на следующей неделе я уже смогу его забрать. Иден приехала за ним в ту же минуту, как только узнала, что я больна…

Письмо было прочитано вслух, за завтраком, и моя мать слушала его с обычной кривой усмешкой, указывавшей на ее раздражение.

— Я рад, что мальчик у своей тетки, — сказал отец. — Прямо гора с плеч. Там ему будет лучше, чем у кого бы то ни было. Иден — сама доброта, она для Джейми почти как родная мать.

— Не вижу особой разницы, — произнесла моя мать своим ровным, бесстрастным тоном. Мне показалось, она имеет в виду, что Вера и Иден одинаково ужасны для любого ребенка, оставленного на их попечение. Отец, видимо, понял ее точно так же — отложил письмо и спросил, что она имеет в виду. Мать уклонилась от прямого ответа.

— Ты знаешь, что я думаю. Я еще тогда тебе говорила, что выкидыш твоей сестры — это к лучшему. Она не любит детей, и у нее нет ни капли терпения — достаточно одного взгляда, чтобы это понять.

Они немного поспорили: отец настаивал, что материнский инстинкт в полной мере воплотился в обеих сестрах. Мать не могла забыть тот случай, когда Иден, оставшись у нас ночевать, вытерла пыль в спальне. Не сдержавшись, она говорила об эгоизме Иден, о ее беспечности, жажде наживы и так далее. Я вспомнила об утре в день свадьбы, когда Иден отмахнулась от Джейми и даже могла ударить его, не уклонись он от ее руки. Я вспомнила, что она никогда не разговаривала с племянником без крайней необходимости, а потом в моей памяти всплыла картина: Джейми с резной швейцарской собачкой и набросившаяся на него Иден: «Положи немедленно! Это не игрушка!»

Отец встал, собираясь на работу.

— Я действительно убежден, что там ему будет лучше, — повторил он, как будто никакого спора и не было. — С собственной теткой.

— Я бы сама с удовольствием взяла его, если бы знала, — сказала мать.

Никто ни разу не вспомнил о человеке, который в первую очередь должен был бы присматривать за Джейми и ухаживать за бедняжкой Верой. Думаю, дело в том, что мы все уже давным-давно перестали рассчитывать на Фрэнсиса, ждать от него помощи или даже просто участия. Почти не считали его членом семьи. Из воспоминаний Чеда стало очевидно, что Вера не предлагала вызвать его из Шотландии, куда он уехал на Хогманай.[69]Мои родители забыли о его существовании. А я сама, которая обязательно поинтересовалась бы — зайди речь о какой-то другой семье, — почему нельзя позвать на помощь сына больной женщины, просто не представляла Фрэнсиса в этой роли. Я перечитала письмо Чеда, тщетно пытаясь найти упоминание о Фрэнсисе, но отметила лишь, что Чед провел две ночи в его комнате и, вне всякого сомнения, в его постели, и попыталась представить, что он чувствовал при этом — восторг или боль, а возможно, и то и другое.

Я не стал запирать Джейми в спальне, — продолжал Чед. — Просто уложил в постель вместе с игрушками, надеясь, что он хоть немного поспит. Иден приехала около трех. Вам нужны факты, все, что я помню, — поэтому могу сообщить, что она была здорово навеселе, хотя и не пьяна. От нее пахло вином. Мадам де Помпадур говорила, что шампанское — это единственное вино, выпив которое женщина не теряет красоты, поэтому я полагаю, что Иден, помимо всего прочего, пила шампанское. Откровенно говоря, ей не стоило садиться за руль. Она прошла прямо в комнату Джейми, собрала для него чемодан и только потом заглянула к Вере.

Я не слышал, что они говорили друг другу. Войдя в комнату, Иден разбудила Джейми, и парень захныкал. Я дал ему немного апельсинового скуоша и печенье. К тому времени мне очень хотелось уйти. Услышав, что Иден меня зовет, я поднялся наверх и увидел Веру, лежащую на лестничной площадке. Она была в сознании, но слишком слаба и не могла встать. В первый момент я подумал, что Вера хотела самостоятельно дойти до ванной, но потом пришел к другому выводу. Иден тоже была на лестничной площадке, в перчатках, с сумочкой под мышкой. Полагаю, она попрощалась и вышла из спальни, а Вера бросилась за ней, наверное, попыталась догнать и остановить, но была слишком слаба и упала. Я взял ее на руки и отнес в постель. Она лежала, откинувшись на подушки и закрыв глаза. Внизу заплакал Джейми.

— Пожалуйста, Чед… Джейми, — прошептала Вера. По ее щекам побежали слезы. Я подумал, что она плачет от слабости и высокой температуры.

— Лучше не беспокоить ее, пусть немного поспит, — сказала Иден. Ее речь звучала слегка замедленно. Если не знать ее нормального голоса, то можно было и не заметить.

Мы спустились к Джейми. Он плакал, опрокинув на себя скуош. Я вытер малыша и налил ему еще. Иден ничего не говорила о том, что собирается увезти и Веру, и Джейми. Я тоже не напоминал. Состояние Веры не позволяло ее перевозить. Врач не рекомендовал ей вставать с постели. Мы сами видели, что случилось, когда она попыталась ходить. Я размышлял, можно ли оставлять Веру одну, но в это время пришла Джози Кембас — с вязанием и библиотечной книгой, готовая остаться тут до вечера, а если потребуется, то и на ночь.