НИКОЛАС

Она заснула. В моей машине.

Я несколько минут смотрел на нее, не двигаясь с места. Под лучами солнца ее кожа казалась полупрозрачной и бескровной. В этот момент я не задумывался над тем, почему влюбился в нее. Влюбился и все.

Стараясь двигаться как можно тише, я сел на водительское сиденье и бросил сумку назад. Когда двигатель заурчал, Силла издала чуть слышный стон и потянулась. Я не торопился выезжать с парковки, не желая тревожить ее сон. Я просто любовался ею. Наконец ее веки задрожали, глаза открылись, и она села, потирая щеки и щурясь от яркого света.

— Ник? — прошептала она.

— Да, моя милая. Тебя подвезти до дому?

— А который час?

— Почти пять.

— Ты был на репетиции? Я тебя там не видела.

Она, немного поерзав, повернулась ко мне. Волосы ее растрепались и торчали в разные стороны. Видимо, из-за того, что во сне она беспокойно крутила головой и терлась об обивку.

— Меня оставили после уроков, — ответил я, состроив гримасу.

— За что?

— Да ничего особенного.

Между пятым и шестым уроком Скот Джобсон спросил меня, уж не потому ли руки Силлы в ссадинах и кровоподтеках, что она плохо сосала мой член. Я впечатал его мордой в шкафчик, за что и провел остаток дня в классе продленки.

— Просто на редкость неудачный день, — добавил я.

— У меня тоже.

— Послушай. — Я подался вперед, так что смог вытащить фотографию из кармана джинсов. — Взгляни.

Она медленно развернула сложенный пополам снимок, а я в это время следил за ее лицом. Ее сжатые губы раскрылись, когда она узнала своего отца. Ее руки задрожали, крепче сжав карточку.

— Ой, Ник…

— Я обнаружил ее вчера вечером. Я нашел много вещей моей мамы.

— Они выглядят такими счастливыми.

Я запустил руку в ее волосы и попытался хоть немного разгладить их. Избегая встретиться с ней взглядом, я спросил:

— Ты не думаешь, что мы встретились по какой-то причине?

— То есть это не было случайностью?

— Да.

Склонив голову и потершись щекой о мои руки, она закрыла глаза и произнесла:

— Ты знаешь, меня это не волнует.

— Почему?

— Я рада, что мы встретились. И если на то была особая причина, отлично. Если ее не было, тоже отлично. Это случилось, и я ничего не собираюсь менять.

«А что, если я приехал сюда потому, что Лилит убила твоих родителей?» — эта фраза так и крутилась у меня в голове, но я спросил о другом:

— Вы с Ризом готовы к сегодняшнему вечеру?

— Да. Господи, конечно же готовы. Вчера вечером мы сварили снадобье. — Подавшись вперед, она схватила меня за руку и прижала ее к своим коленям. Затем, помедлив, потянулась и коснулась моей второй руки: — Мне нравятся твои руки.

— А мне нравятся твои. Хоть ты и испортила линию жизни, порезав свою ладонь.

— Мою что?

— Линию жизни. Это термин из хиромантии.

— Ты знаешь столько забавных вещей, Ник.

— Я написал тебе стихотворение. Вчера днем на футбольном поле.

— Серьезно?

— Да.

— И мне можно его услышать?

— Если мне удастся вспомнить первую строчку.

— Ник! — Она радостно засмеялась. — Это нехорошо. Рядом каркнула ворона, и Силла подпрыгнула от неожиданности. Улыбка исчезла с ее лица.

— Поехали, — попросила она, пристально глядя в небо.

10 октября 1967 года

Как сильно изменился мир за эти несколько быстро про мелькнувших лет! А все потому, что у людей короткая жизнь и они чересчур страстные. Их дети бунтуют и превращают депрессивную, но спокойную страну в дикое место, где властвует неоновая любовь!

Весь 1963 год я провела в вагоне, изъездила всю страну из конца в конец. Удивительно, как все вокруг нас преображается. Так много новых миров, так много людей, готовых отдавать мне деньги только ради того, чтобы я уделила им внимание. Едва ли у меня в дальнейшем возникнет необходимость превращать металл в золото. Я скопила очень много — гораздо больше того, что могла бы потратить на себя.

Больше уже никто не боится ведьм. Наоборот, люди разыскивают нас. Они хотят, чтобы я показала им смерть и сказала: «Тебе не нужны таблетки и больница. Возьми лучше этот амулет, который я сделала из крови, слюны и тысячелистника. В полнолуние мы благословим его, а затем будем танцевать под звездами и заниматься любовью». Они хотят, чтобы моя магия была действенной. Они хотят, чтобы я была их богиней. И я ею стала.

Филипп постоянно упрекает меня, но я сопротивляюсь ему. Я разыскала его в Калифорнии, где он трудился не покладая рук на полях фермы. Когда он увидел меня, в нем пробудилась та же жажда, что мучила меня, когда я умирала в госпитале Сент-Джеймс почти шестьдесят пять лет назад. Чем я сильнее, тем больше его потребность во мне; чем больше он общается с другими людьми, тем больше он нуждается во мне. Он нужен мне так же, как я нужна ему. Когда я целую его, я чувствую вечность и бессмертие на его языке!

Мы вместе вернулись в Бостон, и я сказала ему:

— Филипп, а ты помнишь, как считал меня самим дьяволом? Ведь ты соблазнил меня, лишил невинности, опутал всей этой черной магией…

На что он ответил:

— Я очень хорошо справился со своей работой.

Я верила его словам. Он был очень печален, и за это я люблю его еще больше. Он мой муж, мой отец, мой единственный настоящий друг. Я смеюсь над ним и заманиваю его в обитель счастья.

Ох, мой дневник! Как мне не хватало тебя все эти годы, пока я путешествовала. Для меня это истинное удовольствие — держать тебя рядом и открывать, когда хочется. Я перечитываю свои первые записи, и мою душу наполняет печаль и радость одновременно. Тогда я была совсем ребенком, но я знала, чего хочу, и добилась всего. И я верна выбранному пути.

Звук шин затих. Пока я спала, облака сгустились, и, хотя до заката оставалось еще много времени, все вокруг казалось каким-то тусклым и возбуждало в душе чувство непонятной тревоги. А может быть, мне это только казалось. Пейзаж напоминал декорацию для какой-нибудь мрачной и кровавой сцены: желто-серый фон, деревья, похожие на корявые металлические конструкции, и мы, ведьмы, вдруг возникаем из провала в центре; вокруг нас неистово мелькают красные отблески от пламени свечей. А потом всю сцену вдруг заливает свет.