господин сержант, после всего этого со мной рядом находиться, воздухом одним дышать?

Я присвистнул, хотя, собственно, чему удивляться? Служба Ушакова кадрами не разбрасывалась и использовала по мере надобности всех, кого засосало в воронку Тайной канцелярии. Кто знает, насколько далеко заходят планы генерал-аншефа насчет моей скромной личности?

— Ты, братец, из головы все выкинь. Что было, то было, назад не воротишь. Я никому о твоем назначении не скажу, а о том, что будешь докладывать Ушакову, позже обсудим, когда дела обстряпаем и в Петербург вернемся. Помни одно — ты измайловец, лейб-гвардии гренадер ее императорского величества. Носи это звание с честью.

Не ожидал, что простые, в сущности, слова так подействуют на этого парня. Хлопец разом повеселел, расправил плечи. Теперь со мной был все тот же исправный и бравый солдат, которого я лично муштровал на плацу и на стрельбище, гонял на лыжном кроссе и до седьмого пота заставлял таскать железяки в «тренажерном» зале.

— Спасибо вам, господин барон. После разговора с вами будто у ксендза побывал на исповеди. На душе вновь легче стало. — Глаза Михая сияли таким весельем, что я не сумел сдержать улыбку.

Много ли надо для счастья человеку? И в чем оно, счастье, собственно, измеряется, в каких единицах? Иной раз радуешься, что хотя бы жив остался, а порой с души воротит при самом благополучном раскладе. Взять хотя бы Михая — могу ли я позавидовать его жизни? Вряд ли. Сызмальства в крепостных при князе Сердецком, сумевшем втереться в доверие к Петру Великому. Когда достиг рекрутского возраста — хозяин прислал его в полк, чтобы нес службу за младшего барина. Все прекрасно знали, кто стоит у меня в строю, но предпочитали закрывать глаза, будто так и надо. Если б не роковой случай, Михай и на войну бы ушел вместо пана Сердецкого. Как говорится — полжизни под чужим именем.

Мы его вроде выручили, спасли от неминуемой гибели, но, того не ведая, невольно окунули в мерзость и грязь клоаки. Однако — маленький разговор, и парень вновь сияет как самовар на солнце. Может, мне в психологи пойти, снимать психологические стрессы у престарелых вельмож и последствия предменструального синдрома у их молоденьких жен? Понятно, что пока эту роль играет Церковь — молитвы, тайна исповеди и все такое, но окажись вместо меня в теле курляндского дворянина, вбившего в голову дурь, что ему на службе у русской императрицы скатерти настелены и медом намазаны, какой-нибудь профессионал-психотерапевт — деньги б лопатой греб. Ведь чем человек богаче, тем у него с возрастом в башке тараканов больше.

Я все же сумел уломать Михая на посещение австерии. Каждому необходимо посидеть иногда в красивой, располагающей обстановке, чтобы скатерть от крахмала чуть не стояла, серебряные приборы слепили глаза, а улыбки официанток могли расплавить даже воск.

Эх, кто б знал, кто ведал, как я иногда хочу вернуться в свое время, сесть за руль купленного в кредит автомобиля, выжать сцепление, тронуться и так газануть, чтоб уши заложило! Нестись вдоль освещенной магистрали, мимо ярких неоновых реклам, в городском шуме и реве встречных машин. Остановиться возле супермаркета, заскочить внутрь и вернуться с упаковкой картофельных чипсов и банкой газировки. Навестить друзей, легонько хлопнуть Леху по намечающейся проплешине, распить с Мишкой Каплиным бутылочку страшно дорогого и наверняка поддельного французского коньяка. Прийти к маме, положить голову ей на колени, прижаться щекой к теплой ладони, услышать ее добрый голос.

Просто включить телевизор, наконец, и тупо смотреть на рекламную жвачку, без уверенности, что смогу выдержать больше пяти минут.

Как я хочу домой!

Глава 31

«Военный совет» собрался в нашей с Карлом избе, я пригласил только тех, кого намеревался задействовать. Лишние уши, пускай даже трижды надежные, могли все испортить. Гренадер, бывших соседями по «квартере», давно уже не было — они вместе с полком проживали в палаточном лагере. Никто не мог помешать серьезному разговору.

Мои ребята спокойно выслушали известие о поездке в Польшу. Не смутил их и тот факт, что дело, за которым нас отправляют, отдает душком.

— Надо так надо, — невозмутимо пожал плечами Чижиков. — Чай, начальство знает, что делает. Пропасть пропадом и тут можно. Народ там хоть и по-другому молится, а все ж христианский.

— Паненки-то у ляхов чудо как хороши! — причмокнул Михайлов. — Одна Ядвига чего стоит.

— Но-но, не замай, — нахмурился Михай, как только упоминание коснулось его невесты.

— Да брось ты, я ж не в плохом смысле говорю, не в греховном. Невеста твоя, аки роза иерихонская, цветет и пахнет, — добродушно протянул его тезка. — Нюхал бы и нюхал ее.

Чижиков засмеялся. Михай нахмурился еще сильнее. Я понял, что еще немного — и назреет дурацкий и уж совсем неуместный скандал. Поляк — парень горячий, если еще Михайлову по зубам не съездил, так это потому, что помнит, кто его из темницы вызволял, но надолго терпения у него не хватит. Пришлось вмешаться.

— Ты Михайлов и впрямь — не лез бы не в свое дело. Чем твоя супруга тебя не удовлетворяет? — спросил я.

— Я от своей клюшки совсем уж устал, глаза намозолила. Была б возможность, посадил бы на барку и сплавил в Архангельск к родне ееной, а то и куда дальше.

— А чего ж не отправляешь? — заинтересовался Чижиков.

— Дык пацанов моих жалко, все за юбку мамкину держатся, отпустить боятся.

— Отучишь робят от юбки, тогда и на паненок облизывайся, — усмехнулся Чижиков.

Он, как и многие из гвардейцев, ходил холостым, предпочитая семейным оковам случайные связи на стороне.

— Все, надоели, зубоскалы, — разозлился я. — Нам завтра с места в карьер срываться, путь неблизкий, а мы еще и готовиться не начинали.

— А чего нам готовиться? — удивился Михайлов. — Я завсегда готовый, в любой секундный момент.

— Одежда у тебя подходящая имеется? Или в мундире гвардейском рассекать собрался? — рявкнул я.

— Ну… это… кафтан есть мужицкий, — замялся гренадер. — Может, жена еще какие тряпки найдет, — без особой уверенности продолжил он.

— А у тебя, Чижиков?

Тот печально вздохнул и бросил в мою сторону многозначительный взгляд.

— Понятно. Топайте на рынок, покупайте платье.

— Ясно, — четко, по-военному отрапортовал Чижиков.

— А деньги? — спохватился Михайлов.

Ушаков обещал снабдить финансами только на следующий день. Получается, что снаряжать экспедицию придется из своих средств. Вот незадача! Я долго боролся с самым страшным животным на свете — жабой. Все же каждая добытая копеечка трудом и потом досталась, это не те легкие «бабки», что срубал когда-то в конторке Сан Саныча Воскобойникова. Неприятно с