— Заварю-ка я себе чаю, — сказала Аня, делая шаг к плите.

— В этом нет необходимости, миссис Гекерлинг. — Мэдж загородила ей дорогу. — Я подам вам чай на веранду через несколько минут.

— Ну что ж, хорошо… — проговорила Аня, сообразив, что горничной не нравится ее присутствие в кухне. Мэдж была здесь полновластной хозяйкой, а она — посторонней.

И Аня отправилась на веранду, где за столом сидел ее муж. Он завтракал и читал «Уолл-стрит джорнэл».

— Привет, сладенькая, — проговорил он, не отрывая глаз от газеты.

Не ответив, Аня опустилась в кресло и стала смотреть на ухоженные зеленые лужайки, цветочные клумбы и цветущие кусты палисандра. В просветах между ними блестел на солнце пятидесятиметровый бассейн и виднелся уголок теннисного корта с травяным покрытием.

Она была женой человека, которому принадлежало и все это, и много чего еще. Она была женой миллиардера.

Любила ли она его?

Нет.

Хотела ли она оставаться с ним как можно дольше?

Безусловно.

Гамильтон ненадолго оторвался от газеты.

— Мэнди еще не звонила? — спросил он, глядя на нее сквозь очки в роговой оправе.

Аня покачала головой.

— Вот лентяйка! — раздраженно пробормотал Гамильтон. — Я же велел ей показать тебе город, познакомить с разными людьми… Я делаю для нее все, а она не может выполнить моей самой пустячной просьбы!

— Может быть, она сегодня занята, — ответила Аня, а сама подумала: «Или, может быть, она уже знает, кто я такая, и не хочет иметь со мной никаких дел».

— Черта с два она занята! — отрезал Гамильтон сварливо. — Мэнди вся в мать. Та тоже вечно притворялась, будто у нее куча важных дел.

Аня пожала плечами. Она никогда не расспрашивала Гамильтона о его прежних женах. Они ее попросту не интересовали.

«Теперь я миссис Гамильтон Гекерлинг, — подумала она. — И это единственное, что имеет значение».

АНЯ

Когда-то Аня мечтала о том, что кто-то спасет ее, поможет выбраться из бездны, в которой она оказалась. То безысходное, полное боли и унижений существование, которое она влачила, трудно было даже назвать жизнью. В глубине души Аня уже почти смирилась с тем, что ей никогда не вырваться и что до самой смерти, которая, если повезет, придет быстро и будет милосердной, она останется проституткой, мужской подстилкой, покорной исполнительницей чужих извращенных желаний. Но однажды вечером бог, в которого Аня не верила, вспомнил о ней и послал человека, который сумел все изменить.

Это был молодой американец, который собирался жениться. Богатый американец, что было, пожалуй, самым существенным. Вернее, это ей он показался чуть ли не миллионером, но потом Аня поняла, что ее спаситель просто «располагал средствами». До встречи с ним она относилась к американцам — как, впрочем, и ко всем мужчинам, — как к тупым, похотливым козлам, но этот парень сумел заглянуть в ее израненную душу. И не просто заглянуть, но и увидеть в ней человека, которого он захотел спасти.

К счастью, Райан — его звали Райан, это она запомнила, — не стал медлить, а начал действовать быстро и решительно и выложил за ее свободу кругленькую сумму. Не настолько кругленькую, чтобы это устроило Джо, поэтому Райану пришлось пригрозить ему полицией. А поскольку у него имелись связи в американском посольстве, угроза возымела действие: Джо пошел на уступки.

Никаких других подробностей Аня не знала. Райан отвез ее на какую-то квартиру в пригороде Амстердама, где девушку взяла на свое попечение пожилая супружеская пара. Несколько месяцев Аня жила у стариков, боясь лишний раз выйти из дома, чтобы не попасться на глаза подручным Джо, который, возможно, все еще разыскивал свою беглую рабыню, чтобы вернуть ее себе или отомстить. Все, однако, обошлось, а еще через какое-то время какой-то человек привез Ане новенькие документы и отправил в Нью-Йорк. Там ее поместили в специальное общежитие, принадлежавшее одной благотворительной организации, которая оказывала поддержку попавшим в беду женщинам. Вскоре Ане предложили и работу — она должна была помогать по хозяйству одной молодой семье. В этой семье и муж и жена работали, и им требовался кто-то, кто мог бы прибраться в квартире и позаботиться об их полугодовалой дочери. По правде сказать, Аня вряд ли была способна позаботиться о себе, не говоря уже о ребенке, однако выбора у нее не было.

Молодые супруги оказались довольно милыми людьми. Они действительно много работали и приходили домой поздно. Мать малыша была не слишком требовательна — ее устраивало, как работает Аня. Глава семейства тоже был доволен прислугой. Он к тому же оказался вполне приличным человеком — он не пытался ни облапать ее, ни тем более затащить в постель.

Аня долго не могла привыкнуть к тому, что ее жизнь круто изменилась. Только вчера она была секс-рабыней в одном из амстердамских притонов, а сегодня она уже присматривает за чужим ребенком в Америке, и не где-нибудь в глуши, а в самом Нью-Йорке — огромном бурлящем городе, который и очаровывал, и пугал ее.

Женское общежитие, в котором у нее была теперь собственная комната, было уютным и безопасным местом. Населявшие его девушки — довольно пестрая компания — держались достаточно дружелюбно, однако Аня с ними почти не общалась. Для этого она еще недостаточно хорошо владела английским, да и свободного времени у нее было немного. На работу Аня уходила в восемь утра и возвращалась довольно поздно, зато каждый вечер она садилась перед стоявшим в общей комнате телевизором и смотрела все подряд. Американское телевидение стало для нее откровением — на экране Аня видела красивых, уверенных в себе людей, аккуратные, чистенькие домики или квартиры, в которых жили счастливые семьи. И даже если сначала герои сериалов ссорились и кричали друг на друга, финал неизменно оказывался счастливым.

И Ане это очень нравилось.

Одна из девушек, жившая в соседней с Аней комнате, несколько раз пыталась завязать с ней более близкое знакомство. Ее звали Элла. Это была крупная чернокожая девушка с шапкой черных курчавых волос. Увы, она отличалась неуемным любопытством. В этом она была похожа на девушек из борделя пани Ольги — те тоже все время задавали вопросы.

— Откуда ты?

— Почему ты так плохо говоришь по-английски?

— Тебя выгнали родители?

— Ты когда-нибудь пробовала наркотики?

— Как насчет того, чтобы выбраться из этой долбаной тюрьмы?

Элла не замолкала буквально ни на минуту, и у Ани, которая не понимала половины слов, начинала раскалываться голова.

Однажды Элла сказала:

— Ты все время молчишь. От тебя и словечка-то не добьешься. Может, ты немая?

Аня снова не ответила, продолжая упрямо таращиться в телевизор, хотя от усталости у нее слипались глаза. Телевизор стал ее наркотиком.