— Вижу одного на нашем берегу.

— Да я его и без тебя вижу. Его Закир держит. Ты колонны, колонны обшарь, я бы на их месте там пулемет поставил. А что? Красота, не спрячешься. А если кто и спрячется, так одной дырки в этих трубах на всех хватит. Так что у нас с тобой еще не самое плохое место под солнцем, Рома. Оп, поймал! Есть! Ну-ка, глянь, центральная колонна, второй пролет сверху! Видишь силуэт?

— Ну, вижу, — сказал Зубов, стараясь не выдать волнение: он легко узнал фигуру Кота. — Вижу силуэт рабочего. А говорил, что выходной день.

— Это непрерывное производство, здесь всегда кто-то ошивается. Что он делает на такой верхотуре?

— Стоит. Смотрит в нашу сторону. Ушел.

— Не ушел. Видишь? Он спустился на пролет ниже. Ага… Приехали. Там еще один. Так, держим обоих. Ты мелкого, а я большого.

— Большой-то непохож на таджика, — сказал Зубов, мысленно приказывая Коту хотя бы присесть, чтобы слиться с колонной и не маячить на фоне неба.

— Много ты видел таджиков, — сказал Камыш и включил рацию. — Я пятый. Нашел парочку. Держим их.

— Я второй. Держать до самого конца. Глаз не спускать.

— Вас понял.

Человек не может долго смотреть в оптический прицел. Но Камыш, наверно, имел какие-то нечеловеческие способности. А может быть, американский прицел был на то и рассчитан, чтобы смотреть в него непрерывно. Зубов закрыл правый глаз, чтобы не утомлять его оптикой. Все равно он не собирался стрелять, хоть и не отрывался от винтовки.

Из кармашка двери торчала рукоятка отвертки. Он незаметно вынул ее и ощупал. Хорошее крестовидное жало, острое и короткое.

Если поступит команда на поражение, Камыш не успеет выстрелить — отвертка пробьет ему висок. Степан еще раз мысленно примерил траекторию удара. Нормально.

А пока он прислушивался к рации.

«Наш вышел. Груз на нем. Пошел. Пускайте мужика. Мужик пошел. Встретились. Разойтись, бля, не могут. Еще свалятся. В этой речке утром рано утонули два барана. Так, все. Груз принял».

Слышно было, как взревел мотор, и какая-то машина вырулила на шоссе. Зубов оглянулся. По фарам он понял, что это была полицейская «шестерка». Она быстро удалялась в сторону города.

— Есть! — сказал Камыш. — Есть червончик!

— Что?

— Да ничего. Ну, премию выпишут за этот груз, — голос звучал довольно и расслабленно, напряжение отпускало его с каждым словом. — Обещали десять тысяч. Могли бы и накинуть, конечно. Года два они его искали, а мы — раз, и все дела. И без единого выстрела. Вот так надо работать.

— Что за груз? Наркота, что ли?

— Нет. Да нам-то какое дело? Ты держи своего, держи. Еще не все. Еще уйти надо. Таджики могут просечь ситуацию.

— Что тогда?

— Тогда работаем по первому варианту, как и договорились. Кладем всех. И все дела.

— Там целая толпа.

— Кладем целую толпу. Тебя что-то смущает?

— Ну, например, куда их потом девать?

— Не наша забота, — сказал Камыш. — Вообще, не отвлекайся. Держи своего, держи. Задача-то элементарная. Наши отходят, мы прикрываем. Потом догоним, уже в горах.

— В каких горах?

— В красивых горах. Там-то вся и работа, Рома. А это все игрушки. Ты не отвлекайся, держи. Что-то ты много вопросов задавать стал.

— Я еще самое главное не спросил, — сказал Зубов. — Десятка на всех больно мало за такую работу. Вот если каждому…

— Каждому, кто останется. — Камыш хмыкнул и добавил: — Шутка. Кончай базар. Твое дело держать таджика на мушке.

Зубов не мог оторваться от винтовки, нацеленной на Кота, но в правой руке уже была зажата отвертка. Он слышал, как загудели моторы, и длинные «камазы» начали разворачиваться. Слышал, как шипела рация, и голос «второго» отдавал непонятные команды: «Первый, работаешь по доставке. Встречаемся у вертушки. Завтра поспишь, завтра. Вторая вертушка уйдет утром, все привезет. Пятый, дальше по первому варианту».

— Я пятый. Второй, слышу вас слабо, повторите.

— Пятый, я второй. Повторяю лично для тупых. Дальше. По. Первому. Варианту.

— Они там чем думают? Все же тихо, никто не лезет. Нам нельзя стрелять, — сказал Зубов. — Один выстрел, и они ответят, а нам некуда деваться.

— Некуда, — ответил Камыш. — Такая работа.

— Понятно, почему нам дали такую старую машину.

— Отставить разговоры. Держи своего. Заметишь шухер, стреляй первым. И все дела.

Зубов отвернулся, растирая глаз, и незаметно поглядел назад. По шоссе удалялись красные спаренные огоньки похоронного автобуса.

— Вот теперь все, — сказал Камыш. — Отбой. Давай ружье. Переходим на уровень мирных жителей.

— Ты в Чечне был? — неожиданно для себя спросил Зубов.

— Был, — легко ответил Камыш, обматывая винтовку полотенцем. — А ты?

— Проездом. На уровне туриста.

— Все мы туристы. Иди пока, позови этих салабонов, Нури и Закира. Вместе поедем.

Зубов вышел из машины, с удовольствием распрямляя затекшее тело. «Камазы» «таджиков» стояли у поворота, но не трогались. Больше всего на свете ему хотелось сейчас броситься к ним. Там Кот, там Димка. Вместе они такого натворят. Например, сейчас же скрутят этого гада. А с ним еще парочку уродов. Вот только соберем их в одну кучку…

Он увидел две темные фигуры впереди.

— Нури? Закир?

— Нет, Пушкин и Лермонтов, — ответил раздраженный голос.

— Пошли со мной в машину. Сейчас поедем.

Щуплый по-хозяйски плюхнулся на переднее сиденье, вытянув ноги и отодвинув спинку. Грузный Седой с трудом протиснулся на заднее сиденье, а Зубов остался стоять у машины.

— Садись, — сказал Камыш, возившийся в багажнике. — Сейчас поедем. Вот только бензин залью.

— Тебе помочь?

— Сам справлюсь.

Зубов увидел, что три винтовки были увязаны в сверток, но «Винторез» висел через плечо Камыша. Если сейчас рвануть через дорогу, не добежишь даже до обочины. Нет, не сейчас. Главное — не сорваться раньше времени. И сам пропадешь, и ребят подставишь.

Он сел на заднее сиденье, захлопнув дверь. И тут же незаметно отжал рычаг, оставив дверь открытой. Сейчас Камыш сядет за руль и, значит, отложит свой «винторез». Надо успеть вывалиться, когда машина развернется. Нескольких секунд хватит, чтобы добежать до «камазов», а там уже его прикроет Сергеич.

— Тебя тоже на переподготовку звали? — повернулся к нему Щуплый. — Мы тут все, оказывается, такие супер-пупер-спецы, будем бабки лопатой загребать, ни хрена не делать.

— Звали, — сказал Зубов.