Мысль была не то, чтобы свежей, но для адепта Великого Порядка довольно смелой, и это почему-то вселило в душу Краузе надежду на лучшее. Какая тут была связь, Альфред толком не понимал, но первое за всю жизнь сознательное отступление от правил его воодушевило. Нет, он и раньше частенько трактовал законы и правила так, как было удобнее в данный момент, но еще никогда не нарушал эти правила. Хотя бы формально он действовал в «рамках». А тут вдруг такое неординарное решение проблемы! Сначала Краузе не поверил в свою решимость, но когда ноги сами вынесли его к лифтам, а рука сама набрала сорок четыре вместо десятки, инспектор понял, что сделал то, чего подспудно опасался всю жизнь. Он поступил не так, как требовал Великий Порядок, а так, как хотелось самому Альфреду Краузе, мельчайшей частице этого Порядка, но одновременно еще и человеку. Теперь, пожалуй, человеку.

По пути в свою квартиру Альфред все-таки попытался найти себе оправдание, вспомнил о параграфах закона, предписывающих содержать «государственное имущество, а также собственное здоровье в надлежащем виде и хорошем состоянии» и о «праве (оно же обязанность) на сон и отдых». Вспомнил даже идиотский пункт о «недопустимости подавления сексуального влечения к гражданам противоположного пола приемлемой расовой чистоты, в связи с негативным влиянием воздержания на демографическую ситуацию в городе и на производительность труда». Оправдания проступку были, их не могло не быть. Не нашлось оправдания внутреннему бунту. Что вдруг на него нашло? Затмение от усталости или начало некоего процесса, возможно, даже прозрения?

Краузе ничком рухнул на кровать и тяжело, в голос вздохнул. Утром будет ясно, прозрение это или блажь. Только бы «ночная стража» не приперлась арестовать за нарушение приказа. Впрочем, плевать.

Альфред мысленно зашвырнул все страхи и сомнения подальше и провалился в глубокий колодец странных сновидений без персонажей. В неверных колеблющихся декорациях, не соблюдая никаких законов, существовал только один человек – сам Альфред. И никто им не командовал, никто не давал советов, никто не был нужен. Никто, кроме Катрины.

Полковник Дель Марко приказал остановить машину у станции метро «Сокол», одной из немногих, сохранивших почти первоначальный облик павильона. За прошедшие века вокруг сносились, взрывались и строились заново дома, менялся радиационный фон и топография улиц – после последней реконструкции вход в метро оказался на краю просторной Балтийской площади, украшенной экзотическим трехуровневым парком, – но сам павильон почти не менялся. Однажды его восстановили, трижды отреставрировали, с тыла пристроили высоченную «свечку» и, наконец, оставили в покое; таким, каким его «реанимировали» в середине двадцать первого века, после Третьей войны. Хотя историки утверждали, что восстановленный облик павильона полностью соответствует самому-самому первоначальному проекту, аж первой половины двадцатого века, заветной таблички «памятник архитектуры» павильон так и не дождался. Зато и ни в какие планы сноса-реконструкции тоже не попал, будто его не существовало в природе или же, наоборот, он стал чем-то, вроде естественной особенности ландшафта, которую перестали замечать, как не замечают знакомый с рождения холмик или неглубокую ложбинку.

Полковник прошелся мимо древних колон и остановился в десяти шагах от входа. За колоннами кто-то стоял, были видны тени.

– Старший поста, ко мне, – негромко приказал Дель Марко.

Из-за колонны нехотя вышел сухощавый мужчина средних лет с непомерным дробовиком наперевес. Одет он был почти по-военному, но форменному головному убору почему-то предпочел цивильную спортивную шапочку. Полковник не обратил на это нарушение особого внимания. Ополчение. Им разрешается.

– Господин полковник, – ополченец кивнул. – Сержант Ярцев. Сто сорок третий пост Первого батальона ополчения Северного округа.

– Как обстановка? – Дель Марко взглядом указал на вход в метро.

– Ага, оттуда лезут, гады, – ответил Ярцев на незаданный вопрос. – А еще в парке посреди площади появляются и вон там, на Ленинградском шоссе. А вокруг «Войковской», говорят, сразу три точки проникновения открылось: прямо у метро, на стадионе и в сквере посреди Эксмо-Сити. И со стороны «Аэропорта» стрельба слышна. Короче, фрицев кругом, будто изюма в булке.

– Знаю, – полковник перевел взгляд на экзотическое оружие сержанта. – На слонов?

– Да… в смысле – так точно! Четвертый калибр. Всего одной пулей можно вышибить диверсанта восвояси. Мощь! Но я картечью заряжаю, эффект тот же, а попасть легче. Жалко, не у всех ребят такие пушки, в основном, «двенадцатым» воюют. Вы не могли бы нашему начальству подсказать? Нам бы еще таких «носорогов», хотя б по одному на пост! Лучше, конечно, всех «Хеклерами» вооружить…

– Ну, это вы хватили, сержант, – Дель Марко усмехнулся. – «Звери» не у каждого офицера имеются. А что касается дробовиков, думаю, абордажные «Ижи» не хуже ваших «носорогов», можно попросить у десанта. Передам вашу просьбу начальству, обещаю. Служите дальше, удачи!

– Спасибо, вам того же, – сержант небрежно отдал честь и вернулся в свою нишу за колонной.

Полковник направился, было, к машине, но успел сделать лишь пару шагов, когда уши вдруг заложило от оглушительной, отраженной старинными стенами канонады. Автоматический «носорог» громыхнул трижды, да еще под аккомпанемент нескольких дуплетов из ружей послабее. Дель Марко торопливо отбежал в сторону и достал из кобуры «Хеклер». Рассмотреть, что происходит в вестибюле павильона было трудно, мешали колонны, но, судя по отсветам и продолжению канонады, полковник с инспекцией угадал. У него появилась возможность увидеть ополчение в деле.

«Беркут» быстро вернулся к павильону, встал за колонной и на миг заглянул в давно лишившийся дверей проем. За колонной правее встал прибежавший на выручку водитель.

– Господин полковник! Не наше это дело!

– Спокойно, Алексей, мы и не ввязываемся, – полковник снова выглянул, оценил обстановку и отпрянул. – У ополчения позиция выгоднее: они сверху, эскалатор отлично простреливается, но у них всего один «носорог». И за тылами не следят.

– Ваше сиятельство, давайте вызовем десант! Так мы лучше поможем!

– Пока вызовем, пока прилетят… – глаза у Дель Марко загорелись боевым азартом. – Не трусь, Алекс! Оружие к бою! За мной!

– Мля-я, угораздило! – водитель активировал «зверя» и бросился следом за начальством.

То, что вестибюлю станции потребуется новая реставрация было несомненно. Картечь основательно подпортила интерьер, а ответный огонь диверсантов разлиновал стены и потолок черными подпалинами. Ополченцы прятались за тумбами-поручнями эскалаторов и, не особенно целясь, методично вдалбливали свинцовые заряды в просвет наклонного тоннеля. Дель Марко присел рядом с Ярцевым.

– Много их?

– Не знаю, – сержант сполз пониже и принялся заряжать «носорога». – Раньше по десять душ появлялось, а сегодня их два раза по семь было. Сейчас, кажется, вообще шестеро. Двоих я уже отфутболил. Что за броня у них такая, господин полковник? Как это она действует, мы тут с мужиками всё спорим, обратно на Эйзен их уносит, да?