Толстый бармен, переваливаясь, подошел к ним.

– Хватит его гнобить, Эвелин, – сказал он и посмотрел на Чарли. – Если хотите поговорить с Кроликом, вон он сидит.

Бармен кивнул, и они повернулись в указанном направлении. В отдельной кабинке сидел худой мужчина с седыми волосами и жевал бургер. Волосы падали ему на глаза, а на подбородке осталось пятно кетчупа.

– Спасибо, – сказал Чарли. Он положил на стойку бара бумажку в двадцать долларов и направился к кабинкам.

– Вот и говори об удаче, – сказала Реджи. Это было легко; слишком легко. Ей не нравилось, когда вещи вставали на место практически без усилий: это казалось подозрительным.

– Да, – согласился Чарли. – Пока дела идут неплохо, но, наверное, будет лучше, если разговор заведешь ты. Думаю, с этим типом у тебя получится лучше, чем у меня.

Реджи кивнула. Чарли пропустил ее вперед, а сам двинулся следом.

– Джеймс? – спросила Реджи, остановившись перед человеком в кабинке. – Джеймс Якович?

Он быстро взглянул на Реджи и кивнул. Его руки, сжимавшие остатки бургера, слегка дрожали. Ногти были длинными и грязными, и он так и не вытер кетчуп с подбородка. Кожа его лица была тонкой и дряблой, белки глаз казались желтоватыми. Итак, вот он, – мифический Кролик, творческий гений, театральный режиссер, человек со связями.

– Я знаю вас? – спросил он. Его голос странно поскрипывал, как будто ему было больно говорить.

– Можно сесть? – спросила Реджи, с беспокойством разглядывая испачканную кабинку.

– Это свободная страна.

Реджи опустилась на стул. Чарли остался стоять с ее стороны кабинки, чтобы не дышать в шею Яковичу.

– Моя мать – ваша старая знакомая. Ее зовут Вера Дюфрен.

Кролик откусил еще один кусок бургера и принялся жевать, медленно и неопрятно. Реджи видела, что он потерял большую часть передних зубов. Она попыталась представить его двадцать пять лет назад. Оставалось лишь гадать, был ли он привлекательным мужчиной.

– Вы слышали, что она вернулась? Она жива.

Он кивнул, дожевал свой кусок и тяжело сглотнул.

– Кажется, я слышал что-то в этом роде.

– Вы не помните, когда видели ее в последний раз? – спросила она.

Кролик ухмыльнулся.

– Я старый человек. Думаете, я помню такие давние дела?

– Понимаете, я видела маму за день до того, как ее рука появилась на крыльце полицейского участка. Она стояла возле кегельбана. И я видела, как она села в светло-коричневый автомобиль с разбитой задней фарой. Я совершенно уверена, что это был ваш автомобиль.

Он покачал головой.

– Это был не я. Уже миллион раз рассказывал копам, и они отстали от меня.

Он вернулся к своему бургеру, не обращая внимания на Реджи.

– Кролик, – тихо и задушевно произнесла Реджи. – Моя мама все время говорила про вас. Помню, как она радовалась и даже пела каждый раз, когда готовилась к встрече с вами в Нью-Хэйвене или где-то еще. Не знаю, что там происходило между вами, но в одном я уверена: она вас любила.

Кролик отложил бургер и какое-то время молча смотрел на нее. Потом откашлялся и тихо сказал:

– В тот день я и близко не подходил к кегельбану, и у меня есть свидетели, которые могут это доказать. Вера не хотела иметь со мной ничего общего. По правде говоря, мы с ней еще до моего ареста были не в ладах.

Реджи кивнула, стараясь сохранять дружелюбный вид.

– Почему?

– У нее была подруга, милая девчушка по имени Кэнди. – Кролик вытер лицо салфеткой, но лишь размазал пятно от кетчупа. – И вот как-то вечером я хорошенько развлекся с ней. – Кролик похотливо ухмыльнулся. – Сейчас в это трудно поверить, но я умел обходиться с девушками.

Реджи кивнула и подумала, что он прав: сейчас в это было трудно поверить.

– Вера по-настоящему разозлилась, когда узнала об этом. Черт, как будто мы были женаты или хотя бы собирались расписаться.

– Но вы видели мою маму после того, как вышли из тюрьмы, правильно? До того, как она пропала?

– Да. Когда меня выпустили, мы еще пару раз встречались, но потом она меня бросила. А ведь тогда я старался изо всех сил. Знаете, приводил в порядок дела, старался все начать заново. Но некоторые люди так и не получают второго шанса.

В голове у Реджи прозвучал тревожный звонок.

– Второй шанс, – повторила она. – Эти слова что-то значат для вас? Много лет назад моя мама написала их на обрывке бумаги.

Кролик рассмеялся.

– Так называлась старая программа социальной адаптации для людей, только что вышедших из тюрьмы. Им давали место для жилья, знакомили с какими-нибудь честными гражданами, вроде как здоровыми членами общества. Это называлось «стабильностью». Считалось, что эти великие образцы для подражания покажут вам, какой хорошей может быть ваша жизнь.

– И вы участвовали в этой программе? – спросила Реджи.

– Какое-то время. Я жил в доме с четырьмя другими парнями. Мы проводили собрания, имели какие-то программы и сдавали мочу на анализ, чтобы все убедились, что мы больше не употребляем…

– И вас познакомили с кем-то из здоровых членов общества? С образцом для подражания?

– Точно. Он спасал мою задницу, пока мог. Однажды у него самого была проблема с наркотой, но он полностью очистился. Он был моим поручителем в Обществе анонимных наркоманов. Жил в большом старом доме с надстройкой над гаражом: он пустил меня туда немного пожить, когда настали трудные времена. Я был там, когда пропала Вера, так что я не похищал ее. И у меня имелось доказательство… алиби, по-ихнему.

– Похоже, он много сделал для вас. Как его звали?

Кролик посмотрел на жалкие остатки своего бургера, как будто ответ заключался под коркой черствой булочки с вытекшим жиром.

– Он был автомобильным дилером. Знаете… в общем, он рекламировал свой бизнес с помощью парней, которые наряжались цыплятами.

Реджи посмотрела на Чарли, чьи глаза от изумления полезли на лоб.

– Бо, – сказал Кролик. – Его звали Бо Бэрр. Чертовски хороший парень.

Девятнадцатого июня Вера Дюфрен собиралась встретиться со своей тринадцатилетней дочерью Реджиной Дюфрен у кегельбана на Эйрпорт-роуд. К несчастью, девочка опоздала, потому что по пути у ее велосипеда лопнула шина. Реджина подошла к автостоянке у кегельбана как раз в то время, когда ее мать садилась в светло-коричневый седан с разбитой задней фарой. Единственное, что Реджина успела заметить, – водитель носил бейсбольную кепку.