База данных была перепрограммирована пользователем, обладавшим достаточными правами для внесения изменений. Доктором Генри Смоллвудом.

Я ушла от Фестины, не проронив ни слова о том, что только что узнала. Хороший удался вечерок для бесед, и вот я спешно ретировалась к изоляционному боксу, в котором мне была отведена постель. Всю дорогу я размышляла.

Папа был скромным деревенским врачом. Откуда у него права на вмешательство в общие базы данных? Для этого требовались пароли, идентификация по сетчатке глаза, вторичное подтверждение от государственных властей, и все это под надзором команды программистов и биохимиков. Рецепты для синтезаторов держали за семью печатями, берегли как зеницу ока, больше, чем любые другие данные на планете, потому как если однажды программист с растущими из задницы руками изменит формулу сахара на стрихнин, то миллион человек умерли бы за полчаса, нужные для приготовления ужина.

Но.

Предположим, что мировой разум сказал правду. Что некогда, двадцать семь лет назад, папа действительно перепрограммировал формулу оливкового масла. Изменил ее, включив какие-то добавки с легчайшим привкусом, который заметила Фестина.

Что-то, что излечило улумов от чумы.

Поэтому, когда синтезаторы по всему миру производили оливковое масло, они производили средство излечения.

И оливковое масло было выбрано специально из-за того, что мы почти не употребляли его в пищу. Если его изменить, никто из местных не заметил бы разницы.

Мой отец не наткнулся на панацею. Каким-то образом он ввел новое лекарство в обиход.

«Черт! Это круто, пап!»

Похоже на правду… хотя…

Я вошла в свою комнату с полной сумятицей в голове, почти не заметив, что на моей постели уже кто-то расположился.

— Привет! — Линн взяла бутылку с прикроватной тумбочки. — Не хочешь вина? Мы дома тянули жребий, — объяснила она, разливая вино. — Кто составит бедняжке Фэй компанию, пока она в карантине? Я выиграла.

— Ты всегда выигрываешь, когда меня нет дома, чтобы за тобой присмотреть.

— Не всегда. Только когда хочу.

Теперь, когда мы стали с ног до головы респектабельными, может, пора забыть, что Линн была большая мастерица шарить по карманам? Больше для драйва, чем для самой кражи, она могла стянуть чей-то бумажник, а потом отдать его владельцу обратно: «Ах, кажется, это вы потеряли?» Она научилась этому, чтобы произвести на меня впечатление, в то время когда я с готовностью смеялась только над грубостью. Ловкость рук была по-прежнему коньком Линн, и она с легкостью добиралась до пикового туза в любой колоде… или вытягивала короткую спичку, когда ей того хотелось.

— Ну и как ты тут?

— Не заразилась, спасибо. Что также значит, что тебе повезло. Как ты могла быть такой безмозглой, чтобы тайно пробраться в больницу, возможно, к жертве эпидемии?

— А откуда ты знаешь, что я пробралась тайно?

Я только смерила ее взглядом.

— Ладно, я тайно сюда пробралась. — Она протянула мне бокал с чем-то, пахнувшим как хорошее лед-вино. Мое любимое. — Мы решили, что компания тебе не помешает.

— Вы просто хотели меня проверить.

— Конечно. Мы волнуемся.

Я подняла бокал, чтобы чокнуться. Он также подняла свой, потом мы отпили по глотку. Чудесная штука… что, я знаю, не самый подобающий способ для описания вина, но я оставлю Уинстону все эти разговоры вроде «импульсивное, с нотками черной смородины». Он был тем, кто сделал вино, которое мы пили; в старые недобрые времена он готовил гадкий джин, не лучше самогонки.

— Ну, так как ты тут? — спросила Линн.

— Чума вернулась, за мной по пятам повсюду следует карманная вселенная, а мой отец оказался совсем не тем, кем я его считала. А ты удачно провела день?

— Вики искупала кошку в унитазе.

— Твоя взяла. — Я отпила еще глоток вина.

— Как тебе твое возвращение в Саллисвит-Ривер? — немного погодя спросила Линн. — Отвратительное? Тошнотворное?

— Запросто приехала, так же и уеду, — ответила я.

— Ах, Фэй, прямо твое жизнеописание, — улыбнулась Линн. — Тебе нужно будет придумать что-нибудь получше для Энджи. Она прямо-таки помешалась на этой «тоске по юности». Почему бы тебе не попрактиковать со мной отговорки?

— Ну, если тебе нужны отговорки…

Я перевернулась на постели, устраиваясь поудобнее. А раз там были колени Линн, то на них я и положила голову. От всей этой туристской лабуды меня почти наизнанку выворачивало. Меня снедал страх, что меня узнают, но никто не узнал. И я избегала всех наших любимых мест, кроме тех, которых больше нет.

Она погладила меня по волосам.

— Когда я была здесь последний раз, все магазины ломились от портретов твоего отца. Что ты об этом подумала?

— Я считаю, что ты хочешь спровоцировать у меня какой-то фрейдистский приступ.

— У тебя столько приступов, моя радость, как я могу за всеми уследить?

Я куснула ее за руку. Она не дернулась — Линн никогда не отступала, когда я нападала на нее, в шутку или всерьез, она просто терпела — поэтому вместо нападения я поцеловала ее ладошку.

— Что ты помнишь про папу? — спросила я.

Она пожала плечами. От этого ее колени немного покачнулись у меня под головой. Затем сказала:

— Я помню, что его борода уменьшалась вместо того, чтобы расти.

— В этом мамина вина.

— И все же именно это я помню. Мне было пятнадцать. Внешность имела жизненно важное значение. — Она схватила мою руку и быстро ее поцеловала, как будто тогда ей что-то другое пришло в голову. — Дай мне подумать… Я помню, насколько он был ниже тебя ростом.

— Все были ниже меня ростом.

— Твоя, правда. — Сама Линн была мне только по грудь — худая, маленькая, смуглая женщина, которая никогда не привлекла бы вашего внимания, если в помещении находится кто-то еще. Моя диаметральная противоположность… от чего в определенном возрасте возникали слащавые разговорчики о том, насколько мы предпочли бы тела друг друга.

Я далеко не сразу поняла, что она действительно это подразумевала.

— А что ты последнее помнишь о папе? — Вопрос только что пришел мне в голову.

— Последнее? — Линн прикрыла глаза. Она все еще гладила меня по волосам. — Мы с Шарр Кросби были на шахте…

Я села, резко выпрямившись.

— Что ты делала на шахте?

— Мы вместе шатались по магазинам, и тут кто-то прислал Шарр сообщение. В нем говорилось, что с мамашей Кросби произошел несчастный случай, что она повредила ногу. Так что мы сели на попутку до шахты. Шарр хотела убедиться в том, что с ее матерью все в порядке, а я поехала для моральной поддержки. — Она меня снова уложила к себе на колени. — Не хмурь бровь, моя радость, тебе когда-то тоже нравилась Шарр. До того, как ты решила во всем ее винить.