— А, — махнул рукой Педоренко, — нужны вы мне со своими копиями! Ясный перец, что у вас документы в порядке. — Он вдруг звонко чихнул и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Поняв, что чихать больше не хочется, Тимофей Федорович широко улыбнулся: — Ерунда! Среагировал на слово «перец». Кстати, что это у вас там в сковородке дымится? Дайте-ка сюда, есть сильно хочется.

Я послушно сунула ему сковородку под нос. В ней оказалась гора золотистой жареной картошки. Судя по ее количеству, поужинать Яша еще не успел.

Педоренко с азартом взялся за дело, безошибочно отыскав на моей кухне вилку, горчицу и соль. Перед трапезой он заложил салфетку за воротник.

— Ох, и запутанное же досталось мне дельце! — воскликнул Тимофей Федорович с набитым ртом. — А тут еще вы со своим гребаным, извините, агентством. Вроде бы и противозаконного ничего не делаете, но мороки от вас! Да еще гнев народный — то поджег, то несанкционированный митинг! Вы про митинг-то знаете?

— Знаю, — пробормотала я, глядя, как картошка в сковородке стремительно уменьшается.

— Теток с плакатами еле разогнали! Уж очень сильно они бушевали. Против разврата лозунги кричали. Сотрудника вашего чуть на кусочки не разорвали, этого… Нострадамуса.

— Нарайяна.

— Ну да. Его стоматолог спас. Хотя и ему тоже досталось. Халат в лоскуты разорвали, шапочку в рот засунули. Э-эх! — Он отложил вилку и погладил себя по животу. — А знаете, я вам, Ася Борисовна, почему-то верю. Верю, что вы ничего не знали о замыслах вашего шефа.

— Каких замыслов?! Он невиновен! Да чтобы вы знали… он… он был влюблен в эту свою клиентку!! Он не мог заказать бетонную конструкцию вместо бутафорской!! А Милда Якушева вообще не имела к планируемой аварии никакого отношения! Нашей клиенткой была Катя Самойленко — любовница владельца банка «Патриот»! Вместе с ним они разыграли этот чудовищный спектакль! Они грабили собственный банк! Это они убили помощника Сергея Дьяченко — Мишку, думая, что он и есть Бубон! Он был больной, убогий, а они пытали его, тыкали лицом в раскаленные угли!

Я вдруг успокоилась, села и рассказала Педоренко все, что знала, и о чем мы с Дьяченко догадывались. Я рассказала ему обо всем, попытавшись даже на пальцах объяснить устройство клетки, в которой томится голодный тигр.

— А теперь эта веселая парочка ищет какое-то наследство, которое якобы должен был оставить Бубон. Мне кажется, они могут убить Щита. Во-первых, они уверены, что он знает что-то про какие-то деньги, а во-вторых… — Я вдруг поняла, что это сущая правда — Щиту опасно находиться одному в своей квартире, на него наверняка уже началась охота. — А во-вторых, они думают, что он, как воспитанник Буба, может оказаться наследником… только вот… чего?

Педоренко слушал меня внимательно, приоткрыв рот. Вдруг он сморщился и громко чихнул. Потом еще раз, и еще. Глаза его налились слезами, нос покраснел, а на лбу залегли страдальческие морщины. Он выхватил салфетку, которая торчала за воротником, и зажал ей нос.

— Черт вас понес в этот загородный дом! — гундосо проговорил он. — Мне еще двух трупов не хватает по этому делу! Да еще таких звездных! Впрочем, этот тигрище от вас бы и костей не оставил, а нету тела, нету дела… А-апчхи!… Чертов жасмин! А этот Бубон и вправду был темной лошадкой! Человек без прошлого и ни в одной базе не числится. А-а-апчхи! А-а….

И тут заиграл рояль. Что-то бессмысленное и неритмичное.

— Я же говорил, у вас кто-то прячется, — прошептал Педоренко. Он привстал, выражая полную готовность еще раз обыскать комнаты.

Нужно было срочно спасать Яшу.

— Что вы имеете в виду? — сделав невинное лицо, спросила я.

— Звуки танго… Кто его исполняет?

— Не слышу никакого танго.

Я сказала чистую правду!

Педоренко встал и пошел в гостиную. Я поплелась за ним.

Само собой, за роялем никого не было. И играть он, разумеется, перестал, как только в комнате зажегся свет. И крышка была закрыта. И слой пыли на ней говорил о том, что ее сто лет никто не открывал. Все как всегда, — мой рыжий друг не подвел.

— Боже, какой оранжевый! — воскликнул Тимофей Федорович. — Разве рояли такие бывают?

— Что у вас с глазами, Тимофей Федорович? Этот рояль абсолютно черный. На нем играла моя бабушка, а она жуткий консерватор в цветах. — Я жестом указала следователю на афишу, приглашая его убедиться в консервативности своей бабки.

Ей-богу, бабка мне подмигнула! Она была со мной заодно.

— Черный… — пробормотал Педоренко и искоса, боязливо на меня посмотрел. — Но он же играл только что…

— Вы же видите, крышка закрыта, а пылищи на ней с килограмм! Этот рояль никто не трогал лет пять!

— Но я слышал!

— Вам не следовало пить чай с жасмином.

— Вы и сейчас ничего не слышите?!

— Нет!

— Господи… И вон там ничего не видите? — Дрожащим пальцем он указал в угол гостиной. Там, свернувшись серебристыми кольцами, мирно спала Жизель, сбежавшая утром из банки.

— Нет!

— Там змеи! Много змей… у-у-у! Они страшные!

— Вам не пошел на пользу джин-тоник.

— Господи… — Он схватился за сердце и помчался на кухню. — Лекарство! Скорее!!

— Какое?! — Я побежала за ним.

— Любое! Валидол, корвалол, супрастин, аспирин, аминазин…Господи! И Алказельцер!

Я открыла аптечку и вытрясла из нее марганцовку, зеленку, лейкопластырь, бинт и активированный уголь. Это все, что у меня было.

— Это все?!!

— Да.

— Ужас! — Педоренко приложил бинт в упаковке ко лбу. — Какая тяжелая форма! Невероятно тяжелая! — Стартанув с места, он вдруг ринулся в ванну.

— Эй! Вы куда?!

— Мне нужно в ванну! Только теплая ванна снимает такие тяжелые формы аллергии, как слуховые и зрительные галлюцинации!! Чертов жасми-ин!!

Мысль, что Педоренко будет принимать у меня ванну, мне не понравилась.

— Слушайте, у меня кран сломан…

Из ванны донесся дикий протяжный вой. По нарастающей он перерос в визг.

Я побежала к следователю.

В ванной, со всеми своими немногочисленными пожитками, лежал Подъяблонский. К груди он прижимал тапочки. Очевидно, вопль следователя его разбудил, потому что вид у Яши был заспанный и ошарашенный.

Из-за спины Педоренко я скорчила Яше отчаянную рожу и приказала молчать, приложив палец к губам.

— Кто это? — Тимофей Федорович ткнул трясущимся пальцем в Яшу.

— Где? — удивилась я.

— Вы что, никого не видите в ванной?! С тапочками!

— Нет. — Я подошла к крану и открыла воду. Холодная струя полилась Яше на голову, бесповоротно моча его волосы, майку и прижатые к груди тапки. Подъяблонский и глазом не повел — сидел как изваяние со стеклянными глазами.