за рыжий воротник и спрятать в мешок.

Какая чудесная темнота наступит тогда, и не надо будет больше никогда щуриться от дневного света!

— Давайте поспорим на часть света! — воскликнул! Бурребир. — Я догоню солнце, когда оно начнет подниматься из-за горы.

— Нет ничего легче! — согласился Бирребур. — Нужно только лечь спать на горе и встать пораньше, тут и схватишь солнце за воротник. Я обещаю поймать его, когда оно станет садиться. Это будет потруднее.

Так и порешили и поспорили на часть света. Братья разошлись по домам и надели сапоги-скороходы.

«Я побегу на восток через Северную Америку, — подумал Бурребир. — Коли я не догоню солнце в горах Аляски, то уж точно поймаю его на Скалистых горах».

— Я побегу на запад через Азию, — порешил Бирребур, — дурак буду, если не нагоню его на большой сибирской равнине, там есть где разбежаться…

И вот они помчались, ух… только сапоги заскрипели.

До чего же чудной был этот бег взапуски! Я сперва расскажу про Бурребира. Он, как уже было сказано, побежал в Северную Америку, через большую равнину Аляски на восток, к горам с таким же названием, и залег, поджидая солнце. Пробежать сотню миль по равнине дело пустяковое, а вот взбираться на высокие горы куда труднее.

— У…у…х! — отдышался Бурребир, поднявшись на горную вершину. — Однако лестницы здесь крутые! Отдохну здесь маленько да стану караулить солнце.

И он уселся на вершину горы, подгреб под себя немножко мха, ведь гора-то жесткая, и заснул. Там не было ни будильника, ни утреннего кофе, и, когда Бурребир проснулся, солнце уже поднялось высоко и светило ему в глаза.

— Вот как, так ты смеешься надо мной, — пробормотал Бурребир себе в бороду. — Погоди, я схвачу тебя завтра утром в Скалистых горах.

Ему ничего не оставалось делать, кроме как бежать дальше на восток и там подняться одним махом на самую высокую вершину.

«Теперь-то я уж не буду спать, — подумал Бурребир. — Положу в бороду осиное гнездо и по муравьиной куче в каждый сапог-скороход…»

Сказано — сделано. Бурребир глаз не сомкнул этой ночью. Когда утреннее небо стало розоветь на востоке, он лежал в карауле, схоронившись за скалой, чтобы солнце его не заметило, и держал мешок наготове, чтобы засунуть в него солнце, словно брюкву, когда оно приподнимет свой рыжий диск над корявыми скалами.

— Раз, два, три!.. — Не успел он сосчитать до десяти, как оно показалось. — Ну, ну!

И Бурребир схватил солнце, оно засверкало, искры затрещали, и были они ужасно горячие, такие искры рассыпает раскаленное железо, когда кузнец кует его.

— Ой-ёй-ёй!

Бурребир обжег пальцы, спалил бороду, обжег нос и глаза, покатился, как мяч, кувырком вниз с горы, пустился наутек, сам не зная куда, покуда не свалился в большое Медвежье озеро, которое ты можешь найти на карте. Там один американский доктор нашел несчастного тролля и отвел его в больницу где-то в глухомани. Может, Бурребир и по сей день лежит там с пластырем на носу. Он ждет, когда его спаленная борода отрастет, чтобы ему не стыдно было показаться малым троллям у Берингова пролива.

А что приключилось с Бирребуром? Сейчас ты услышишь. В то время жил в Кемпеле, к югу от Улеаборга, кузнец по имени Пааво с женой и детьми. Как раз в ту пору строили железную дорогу, и Пааво день-деньской бил молотом по наковальне. Однажды вечером, когда он усталый сидел дома с детьми у миски с кашей, Ойва, старший сын, сказал:

— Батюшка, в нашу дверь скребется собака.

— Отвори, — велел Пааво.

Ойва отворил дверь, и к ним в дом ввалился старый, бородатый, оборванный тролль. Дети закричали от страха.

— Ну и ну, — сказал кузнец, — ты кто такой?

— Я — Бирребур, — отвечал тролль. — Целых трое суток я бежал в сапогах-скороходах через всю северную Азию, чтобы догнать солнце, и проголодался, как кит. Мне было недосуг умываться и причесываться. Первый вечер солнце окунулось в реку Лену, второй — заползло в Обь, а на третий — запряталось как раз за твоим домом. Я думал найти его здесь, да, видно, оно влезло в слуховое оконце на чердаке и улеглось там спать. Дай мне фонарь, я поищу его на чердаке!

— Что это еще за небылица, — удивился кузнец, — догонять солнце?!

— Как ты смеешь называть небылицей самую хитрую из всех моих колдовских выдумок? Я побился об заклад на часть света с Бурребиром, что запихаю солнце в мешок!

Неси сюда фонарь, или… Слышишь, ведь я — тролль.

И Бирребур, будто бы в шутку, выбил ногой одну стену в доме.

— Послушай-ка, — ответил кузнец, — коли ты будешь так себя вести, я пошлю за ленсманом. Почему ты не схватил солнце, когда оно опустилось в Лену или Обь?

— Потому что я боялся замочить бороду, ей это вредно.

— Тогда тебе будет нелегко поймать солнце в нашей деревне. Оно село нынче вечером вовсе не за моим домом, а опустилось в Ботнический залив.

— Ну тогда я завтра обегу Ботнический залив и догоню солнце в Швеции или Норвегии.

— Нет, дорогой троллюшка, тогда тебе вовсе придется туго, ведь в Швеции и Норвегии солнце садится в Атлантический океан.

— Что же тогда мне делать? — вздохнул опечаленный тролль. — Ведь океан-то страсть какой мокрый.

— Послушай-ка, — отвечал кузнец, — сперва, будь ласков, поставь стену на место, а после потолкуем о твоей беде, как добрые друзья. Может, тебя кашкой угостить, дядюшка тролль?

Дядюшка тролль почесал за ухом, поставил стену на место и сел за стол отведать кашки. Сперва он съел кашу, потом миску и ложку, потом масленку, тарелку с салакой и хлебницу, а после — весь стол. Кузнец смотрел на него, ошарашенный, но, увидев, что тролль все еще не наелся и жадно косится на ребятишек, Пааво решил отвести гостя в кузницу.

— Заходи, — сказал Пааво. — Может, здесь найдется что-нибудь вкусненькое!

— Да, — ответил Бирребур, — после прогулки по Азии у меня разгулялся аппетит. Спасибо за угощение.

Тут он проглотил сначала щипцы, потом молот, кувалду и лошадиные подковы, гвозди, уголь и кузнечный мех на сладкое.

«Любопытно, — подумал кузнец, — неужто этому чудищу и наковальня по зубам?»

А сам предложил:

— Кушай на здоровье.

— Нет, спасибо, — ответил Бирребур. — Хорошенького понемножку! — Потом он вытащил из горна несколько горячих углей и запихал их в рот осторожно, чтобы не опалить бороду. — Давно я не ужинал так славно.

Коли к утру проголодаюсь, съем, пожалуй, на завтрак кузницу и ребятишек.

— Неужто? — спросил сердито кузнец.

— Да ты не беспокойся, сойдет за