— Промышленные люди мы, ваше сиятельство, Остроган Таврило, а правитель конторы нашей Иван Иванович в Павловском поселении, — очнувшись, проговорил бородач и, вдруг спохватившись, нахлобучил шапку. — Да что же это я, мы вам рыбки свежей, извольте.

Он перегнулся через борт и что-то крикнул на незнакомом языке. Сидевшие в байдарках алеуты откинули кожаные полога. Лодки до краев были наполнены крупной рыбой.

— Спасибо, Гаврила, весьма кстати, — поблагодарил командир, — третью неделю экипаж кормится солониной.

Пока боцман распоряжался рыбой, Лисянский расспрашивал Острогана. Тот коротко рассказал о разорении Михайловской крепости в Ситхе.

— Ты останешься с нами, поможешь шлюп провести в Павловскую гавань, — выслушав Гаврилу, решил командир.

На следующее утро задул южный ветер, но тут же нашел сплошной туман и окутал шлюп непроницаемой завесой так, что «в пяти саженях от корабля не могли ничего видеть». Под зарифленными парусами «Нева» неспешно продвигалась двое суток, то и дело замеряя лотом глубину, которая быстро уменьшалась от 73 до 40 метров. Ветер менял направления, затихал, пришлось спускать катер и под буксиром в тумане входить в бухту. Неожиданно из тумана раздались приветственные крики, вынырнули десятки больших, обшитых кожей байдар.

— Всех наверх! — вызвал экипаж Лисянский. — Братцы! — обратился он к матросам. — Нашим российским «американцам» — ура!..

Спустя несколько минут Лисянский обнял Баннера, но тот заспешил.

— Позвольте, господин офицер, мне откланяться, — попросил Баннер, — надобно б вас встретить как полагается, по российским законам. Вас сопроводит наш опытный лоцман Подгас. — Баннер спешно отправился на берег.

Тем временем туман рассеялся, шлюп поравнялся с крепостной батареей на мысу, на башне развевался по ветру российский стяг. Крепость салютовала «Неве», как положено — 11-пушечными выстрелами.

Лисянский обратился к Арбузову:

— Павел Петрович, распорядитесь произвести ответный салют из девяти выстрелов, как только станем на якорь.

Посредине бухты возвышался огромный камень.

— На горбуна походит, — проговорил командир, — не дай бог при перемене ветра на него понесет, беды не оберешься.

С волнением всматривались в крутые берега, поросшие лесом, офицеры на шканцах, матросы, крепившие шкоты и стоявшие на реях, высыпавшие на палубу пассажиры. Вот она, Русская Америка. Десять месяцев сквозь штормы и шквалы добирались они сюда, на край земли русской. Прямо перед ними на косогоре раскинулось русское поселение. Ближе к берегу стояли одноэтажные бревенчатые дома, складские помещения. За ними возвышались двухэтажные здания. Над одним из них развевался российский флаг.

— Сие компанейская контора, — пояснил лоцман, — а рядом дом главного правителя Баранова.

Между двухэтажными домами взметнулись луковки куполов церкви.

— Наша православная, — перекрестился лоцман, — во имя Воскресения Господня сподоблена.

Возле уреза воды столпились сотни жителей. Судя по одежде, здесь были и русские промышленники, и местные кадьякцы-алеуты.

Среди них было немало женщин и детей.

В глубине бухты стояла двухмачтовая шхуна под американским флагом.

— Купец американский, «Океин», — пробурчал недовольно лоцман, — подчас норовит всякую выгоду поиметь. Баранов с ними сговорился, посылал нашу партию байдар прошлым летом к реке Колумбия. Нынче пришли с большой удачей, тыщи бобров привезли…

«Нева» отдала якорь. Борта шлюпа опоясались огненными сполохами, дымом — первый салют первого российского военного корабля…

Едва прогремели выстрелы ответного салюта, от берега отошла большая байдара. На борт поднялись Баннер и главные приказчики компании приветствовать русских мореходов.

За обедом в кают-компании он одним из первых произнес тост:

— Здоровье русских мореходов, благополучно прибывших к берегам американским. Пионерам всегда многотрудно, по себе знаю. Потому и здоровье капитана вашего, которому вдвойне более забот…

На другой день на берегу Баннер передал Лисянскому письмо Баранова. Тот просил Лисянского, по возможности не задерживаясь, идти в Ситху.

— В июне Баранов отправился в поход на тлинкитов, — прибавил Баннер, — избавить Ситху от пришельцев. Он собрал сто с лишним наших промышленных и тысячу алеутов. Сотни четыре байдарок отправились сначала в бухту Якутат, где правителем Иван Кусков. Оттуда вдоль берега пойдет по островам к Ситхе, усмирять по пути индейцев. Александр Андреевич, он с характером, за урон взыщет сполна.

— Стало быть, он не скоро будет на Ситхе? — спросил Лисянский.

— Думается, через месяц, не ранее, — ответил Баннер…

Две недели выгружали товар с шлюпа. С утра дотемна сновал Коробицын между складами и «Невой», он оставался на Кадьяке реализовать товар, заготавливать пушнину для отправки с «Невой».

Через несколько дней к Лисянскому зашел попрощаться Гедеон. Иеромонах должен был стать на Кадьяке главой православной миссии.

— На днях, Юрий Федорович, пойду на байдарке осматривать кругом места на Кадьяке и других островах. Надобно переписать всех живущих алеут, обрести всех в веру православную, младенцев крестить, — поделился он планами с Лисянским.

Пока разгружали трюмы, часть экипажа ремонтировала шлюп. Меняли стеньги и реи, обновляли подгнивший за год плавания такелаж. За бортом висели беседки — конопатили и красили борта. После изнурительных будней океанских переходов матросы охотно выполняли корабельные работы. Штурману Лисянский поручил сделать промеры и составить опись огромного Чиниатского залива.

— Мы здесь первопроходцы, Данило Васильевич, должны обезопасить последующие плавания россиян в этих местах, — напутствовал он Калинина перед отправкой. Сам принялся за астрономические наблюдения и определение точных координат приметных мест на побережье. На шлюп зачастил Баннер. Лисянский приглашал его то к обеду, то к чаю, расспрашивал о прошлом российского промысла в Америке.

— История эта долгая, враз не расскажешь. На Алеутах наши люди с Камчатки полвека, не менее, — начал Баннер, — но первым дело на широкую ногу поставил покойный Григорий Иванович Шелихов…

Вот какая картина вырисовалась после подробного рассказа словоохотливого конторщика.

Двадцать лет назад, построив в Охотске три судна, Шелихов высадился на Кадьяке, основал здесь поселение, зазимовал два года с женой и спутниками. В Охотск Шелихов вернулся с триумфом. Трюмы судов были забиты пушниной. Удача окрылила, и Шелихов начал расширять промысел. Да и хлопоты требовали его присутствия и в Иркутске, и в Петербурге, а на Алеутах промысел оставался без надежного присмотра.

В 1790 году нашелся наконец-то нужный человек — бывший каргопольский купец Баранов. Он оживил промысел, развернул кордоны российских промыслов в Америке. Нелегко, кровью и потом давались ему успехи. Создав небольшие фактории на ближних около Кадьяка островах, он двинулся по берегам Кенайского и Чугацкого заливов к американскому материку. Не раз вступал в жестокие схватки с индейцами.