Человек, который всегда прав, вычеркивает при таком редактировании страдание и боль, которые причиняет людям. Это ведь только видимость, и, значит, этим можно пренебречь. В «реальном» мире каждая жертва — это всего лишь одна из тех «сволочей, которые портят жизнь» человеку, который всегда прав. В экзистенциальной реальности здоровенный мужик избивает ребенка; в «реальном» мире самогипноза человек, который всегда прав мстит угнетателям за унижение.

Помните метафору Ницше, в которой он сравнивает экзистенциальную реальность с бездной? В обычном смысле это просто констатация ее бесконечности: чем глубже в нее заглядываешь, тем больше видишь. В ней есть это ощущение бесконечности, вне зависимости от того, конечна она или бесконечна топологически в пространстве-времени.

Напротив, «реальная» вселенная, вернее, модель, которую мы принимаем за реальную вселенную, вполне конечна. Она компактна и аккуратна, поскольку искусственно сконструирована и очищена от всего лишнего, что несет с собой экзистенциальное восприятие. Именно поэтому люди, загипнотизированные «реальной» вселенной, не замечают окружающий их экзистенциальный континуум. «Неужели человек может быть таким жестоким?) — спрашиваем мы себя в ужасе, когда, наконец, человек, который всегда прав, совершает преступление и задерживается с поличным. Но эта жестокость существует «лишь» в мире экзистенциальных видимостей; в отредактированной и улучшенной «реальной» вселенной человека, который всегда прав, ее просто не существует.

Стремительный рост жестоких, необъяснимых и кажущихся «бессмысленными» преступлений, совершенных в двадцатом столетии людьми, которые всегда правы, указывает на преобладание самогипноза, который сопровождается «внутренним страхом». «Внутренний страх» — это сочетание ощущения полной беспомощности и постоянной уверенности в собственной правоте. Как ни парадоксально, но чем увереннее человек в своей правоте, тем он беспомощнее. Это объясняется тем, что «ощущение правоты» означает «знание», а «знание» подразумевает понимание «реального» мира Так как «реальный» мир, по определению, «объективен», «существует независимо от нас» и «создан не нами», мы ощущаем себя в этом мире маленькими и ничтожными. Мы не можем действовать, мы способны лишь реагировать: «реальный» мир толкает нас, мы толкаем его. Но он больше, поэтому мы всегда проигрываем. Наша единственная защита — всегда ощущать собственную правоту и сражаться без правил.

На мой взгляд, именно такой была философия Адольфа Гитлера, маркиза де Сада, а также всех насильников и убийц в мире. Туда, где царит одномерное видение, где «реальная» вселенная безлична и существует отдельно от нас, неизбежно спускается мрачная паутина насилия и ужаса.

Вероятно, именно поэтому Ницше, который понял внутренний механизм этой патологии, восставал не только против гносеологии модельного монотеизма, полностью отрицая «реальный» мир, но и против «мотива мести». Он не переставал повторять, что даже если бы этот «реальный» мир был на самом деле реален, мы не могли бы об этом знать, потому что знаем лишь экзистенциальный мир нашего восприятия. Более того, лингвистический анализ отчетливо показывает, что «реальная» вселенная — это наше творение, созданное из наших метафор и моделей. Но яростнее всего Ницше нападал на психологию «реальной» вселенной с присущей ей мстительностью и масками, за которыми скрывается мстительность. Человек, который ощущает, что «реальная» вселенная его подавляет, стремится уничтожить то, что его подавляет. Так как он не может уничтожить «реальный» мир, он направляет месть на символические мишени в экзистенциальном континууме. И тогда воля к власти, которая, по мнению Ницше, отражает волю к победе над собой, а по моему мнению, способность к нейрологической самокритичности, а также стремление стать больше, чем ты есть, перерождается в волю к разрушению.

С точки зрения современной экзистенциальной и гуманистической психологии, Ницше описывает процесс нашего ухода от ответственности. Мы ищем отмщения, но так как мы способны лишь реагировать, то объясняем себе, что на это толкает нас «реальный» мир. Любой преступник изложит вам собственную версию ухода от ответственности: «Во всем виновата моя мать», «Во всем виноват мой отец», «Во всем виновато общество», «Я хотел расквитаться с этими гадами», «Я перестал себя контролировать, просто слетел с катушек», «Они зашли слишком далеко, и я взорвался».

Человек, ощущающий себя реагирующим механизмом отмщения, не может быть добрым. Мне кажется, мироощущение человека XX века отражают следующие строки:

Я испуганный странник

В мире, созданном не мною.

Таков автопортрет современного человека, причем не только человека, который всегда прав, но и вообще людей, вжившихся в туннель реальности материалистического фундаментализма и превративших эту метафору в нового идола. Пессимизм и ярость — приметы искусства эпохи материализма. Вспомним печальных клоунов раннего Пикассо и неистовых чудовищ зрелого Пикассо, разочарованных героев и героинь Хемингуэя, Сартра и Фолкнера, убийственный кошмар боевиков и фильмов ужасов; вспомним бездельников, головорезов и не способных к борьбе бунтарей, населяющих практически все романы, пьесы и фильмы, которые претендуют на натурализм; вспомним музыку, которая все быстрее превращается из мелодии в пронзительный крик.

Прочитав Ницше, Адольф Гитлер ошибочно принял диагноз за рецепт и приступил к реализации самого ужасного сценария (который только мог вообразить Ницше), обосновывая этот сценарий с позиций столь презираемых Ницше национализма и антисемитизма Мир, взирая на это с ужасом, не извлек никаких уроков и решил, что Гитлер был «чудовищем». Мир по-прежнему загипнотизирован тем же материалистически-биологическим детерминизмом, который, по мнению Гитлера, оправдывает жалость к себе и стремление к мести.

Вот так мы приближаемся к очередному Холокосту, считая его «неизбежным». Дескать, таковы реалии «реального» мира.

Когда я говорю, что «реальная» вселенная создается в результате самогипноза, я имею в виду психологический контекст. В состоянии гипноза экзистенциальная «реальность» экранируется и сводится к некоему подобию «реальной» вселенной, созданной гипнотизером. Причина, по которой людей так легко ввести в гипнотический транс, связана с тем, что наше «сознание» не выдерживает экзистенциального хаоса и неясности, поэтому легко уносится в такие «реальные» вселенные. Даже во время обычной беседы мы можем многократно «отключаться», редактируя звуки на уровне барабанных перепонок, словно кот Брунера. Как указывает Колин Уилсон, мы уносимся в одну из «реальных» вселенных всякий раз, когда, едва посмотрев на часы, мы тотчас забываем время, и опять вынуждены смотреть на часы. Мы уносимся в такие вселенные постоянно, особенно в периоды страдания или стресса.

«Реальные» миры несложно понять, так как все они гораздо проще экзистенциального континуума. Теисты, нацисты и «плоскоземельцы» опишут свои «реальные» вселенные с такой же легкостью, с какой материалисты-фундаменталисты опишут материальную вселенную, ибо на фоне невыразимой сложности сенсорно-чувственного континуума, в котором мы живем, когда бодрствуем (то есть не под гипнозом), отредактированный объект кажется неимоверно простым.