Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не смогли узнать, что в тех письмах? — спросила бабушка.
— Нет, Дроздов ведь в них не заглядывал, я видел лишь то, что видел он. Поэтому его письмо я прочитал внимательно, а вот что было в других — неизвестно. Но я полагаю, там были указаны дата и точное время массового самоубийства.
— А охрана в тюрьме не проверяет письма? — задала ещё один вопрос бабушка.
— Формально это были не просто письма, а переписка с адвокатом. Она не проверяется, мы не имеем права её читать — закон строго-настрого это запрещает. Охрана лишь следит, чтобы ничего не передавалось в конвертах. Ни заключённому, ни от него. Передать адвокату пачку исписанных листов не возбраняется.
— Похоже, пора пересматривать законы, — заметила бабушка.
— Много чего пора пересматривать, но в военное время не до того, — сказал кесарь. — А самое интересное, что мы в процессе следствия, как смогли, проследили по немногочисленным камерам за перемещениями Дроздова по Новгороду, и мы знали, что он несколько раз был у Каменского. Но ни у меня, ни у кого-либо из моих людей даже мысли не возникло, что председатель Конституционного суда настолько связан с «Русским эльфийским орденом». Все визиты Дроздова на работу к Каменскому мы связывали исключительно с подачей апелляций. При этом Леонид Васильевич несколько раз высказывался, что никакие апелляции в ситуации с заговорщиками не могут даже и обсуждаться. Кто ж знал…
Романов тяжело вздохнул и замолчал.
— А Вы нам расскажете, что произошло, когда Дроздов приехал к Каменскому? — спросила бабушка.
— Приехал, отдал письмо, дождался, пока Каменский его прочтёт. Затем они о чём-то поговорили, после чего Леонид Васильевич проводил Дроздова в свой кабинет и усадил в кресло. Начал какие-то манипуляции, и, судя по всему, Дроздов отключился. Потом адвокат пришёл в себя, о чём-то поговорил с Каменским и поехал в тюрьму. Там он ещё раз встретился с Константином Романовичем и получил от него новое письмо. Но путь этого письма я уже не отслеживал. Это могло занять ещё день, а то и два. Ненужная трата времени и сил, учитывая, что главное я уже выяснил.
— И что теперь мы будем делать? — спросила бабушка. — Как Вы считаете, есть шанс договориться с Каменским, чтобы он вернул Дроздову память?
— Не знаю, — признался кесарь. — Пока не знаю. Но могу сказать одно: не считая Николая Константиновича, Каменский — последний, с кем бы я сейчас хотел о чём-либо договариваться.
— Может, имеет смысл мне с ним поговорить? — предложила бабушка. — Раз уж Леонид Васильевич был, как выяснилось, тесно связан с Константином, думаю, он согласится меня хотя бы выслушать.
— Выслушать он и меня согласится, — горько усмехнувшись, произнёс кесарь. — Вот согласится ли помочь? Мы ведь не знаем, что может вспомнить Дроздов, и насколько эти воспоминания могут навредить самому Каменскому.
— Но делать что-то надо, — сказала бабушка. — Слишком много мы уже прошли на нашем пути. Останавливаться нельзя.
— Нельзя, — согласился Романов. — Дайте мне время до завтрашнего вечера.
Глава 19
Граф Каменский вошёл в кабинет кесаря и поприветствовал Романова. Александр Петрович встал из-за стола, чтобы пройти навстречу Леониду Васильевичу и пожать ему руку. В какой-то момент взгляды хозяина кабинета и его гостя встретились. Романов отметил, что председатель Конституционного суда ведёт себя как ни в чём не бывало, словно не догадывается, зачем его пригласил кесарь. Но он не мог не догадываться, Романов был в этом уверен. И оказался прав, потому что сразу же после рукопожатия Каменский произнёс:
— По телефону Вы не назвали причины, которая побудила Вас встретиться со мной, сказали, что это нетелефонный разговор, но мне кажется, я знаю, о чём в нашем разговоре пойдёт речь.
— Неужели я настолько предсказуем? — с наигранным удивлением спросил Романов.
Александру Петровичу заранее был неприятен предстоящий разговор, он сильно сомневался, что ему удастся чего-либо добиться от Каменского, но выбора у кесаря не было. Хорошо, что Леонид Васильевич вообще пришёл — Романов вполне допускал, что влиятельный эльф проигнорирует его приглашение. Каменский уже подал заявление об отставке и по большому счёту являлся председателем Конституционного суда лишь формально. Он уже передал все дела заместителям, и со дня на день должен был перебраться в Петербург.
— Вы непредсказуемы, Александр Петрович, — произнёс Каменский, присаживаясь за стол. — А вот ситуация очень уж предсказуемая.
— Вы прямо с порога сыплете загадками, Леонид Васильевич, — сказал кесарь. — Мне кажется, я не совсем понимаю, о какой ситуации идёт речь.
— Готов поспорить на миллион рублей, что Вы меня позвали, чтобы поговорить о Климе Дроздове! — неожиданно выпалил Каменский.
Это было неожиданно. С одной стороны, Романов даже обрадовался, что не придётся подводить разговор к нужной теме, но с другой — это означало, что Каменский прибыл, подготовившись к непростому разговору. И минус второго пункта сильно перевешивал плюс первого.
Леонид Васильевич смотрел на кесаря и улыбался, словно наслаждаясь тем, что смог немного ошарашить Александра Петровича. Романову стало неприятно. Он ещё не отошёл от удара, который испытал, узнав, что председатель Конституционного суда был заодно с заговорщиками из «Русского эльфийского ордена». А ведь кесарь рассчитывал на сотрудничество с Каменским и предлагал тому занять должность главы Санкт-Петербурга после возможного устранения Николая Седова-Белозерского. А теперь вдруг выяснилось, что Седов-Белозерский стал главой сепаратистов как раз при помощи Каменского. Была в этом какая-то дикая ирония.
Очень уж хорошо маскировался председатель Конституционного суда — он никогда не высказывался в поддержку независимости Санкт-Петербурга, всячески подчёркивал, что является федеральным чиновником и даже несколько раз публично высказался о недопустимости амнистии для заговорщиков, ставивших себе целью распад государства. Немудрено, что именно в Каменском Романов увидел сильного, влиятельного и независимого эльфа, с которым можно было попытаться построить новые отношения между Новгородом и Петербургом.
Но всё оказалось не так радужно, и хорошо, что в итоге удалось вывести председателя Конституционного суда на чистую воду, пусть даже и совершенно случайно. И несмотря на то, что ситуация была крайне неприятной, кесарь вполне мог считать это своим очередным небольшим успехом. И обязан этим успехом Александр Петрович был мальчишке. В очередной раз. И не просто мальчишке, а наследнику рода Седовых-Белозерских. В этом тоже была ирония, да ещё какая — мальчишка, которого выгнали из семьи, назвав выбраковкой, разрушал то, о чём мечтал его дед и чего так яростно добивался отец.
«Поразительно, — подумал Романов. — Этот парень за два года сделал для страны больше,