Грейс позавидовала дочери. Как ей легко было завоевывать любовь этих созданий.

Страх улегся, но остались домашние заботы. Столько чистого белья, которое надо погладить. Столько грязных вещей, которые ожидали стирки. Обычная женская работа, забытая по причине жутких событий в доме и из-за того, что где-то рядом посторонний мужчина. Тони Марино. Грейс перестала воспринимать его как полицейского. Он пробудил в ней женщину, а ей очень этого не хотелось.

Они столкнулись в гостиной, когда он выкладывал на столик перед включенным телевизором свой устрашающего вида черный пистолет.

– Вы не возражаете, если я посмотрю сериал?

– Нет, конечно, если только вы под впечатлением увиденного не откроете пальбу по окнам.

– Нет уж, я не такой фанат телевидения, – вежливо откликнулся Тони.

– Мне понравилась ваша семья. Я вам позавидовала. А уж мама и бабушка – настоящие волшебницы в кулинарном искусстве. Им надо было бы открыть свой ресторан.

– Я им неоднократно советовал то же самое, – согласился Марино. – Но они меня не послушались.

– И у всех ваших братьев счастливая семейная жизнь, – закинула удочку Грейс.

– Им повезло. Они сумели найти хороших девочек.

– Всем повезло, кроме вас?

– Да, всем, кроме меня.

Грейс так хотелось, чтобы он продолжил. Но Тони почему-то замолчал. Тогда она набралась храбрости и решилась спросить:

– Тони, скажи, кто такая Рейчел?

Некоторое время он молча смотрел на нее. Тело его напряглось, глаза слегка расширились от удивления.

Затем на лице его появилось каменное выражение. Он еще долго молчал, прежде чем задал ей встречный вопрос:

– Кто рассказал тебе о Рейчел?

Такая его реакция возбудила в Грейс болезненную ревность, хотя она понимала, что этим унижает себя в собственных глазах. Несомненно, что имя Рейчел невероятно много значит для Тони. Кем бы она ни была, эта Рейчел, он любил ее и продолжает любить. Конечно, Грейс хотела знать, кто она такая, и это было не просто любопытство.

– Твоя бабушка упоминала о ней. Но ничего не стала рассказывать. Посоветовала мне спросить у тебя самого.

– А, бабуля! – Тони прикрыл глаза, как бы превозмогая боль, и тут же снова открыл их. – Рейчел была моей дочерью.

Была? Грейс сразу же выделила это слово, мгновенно осознала его трагический смысл. Она едва не задохнулась от сочувствия к нему.

– О, Тони, прости. Я ведь не знала…

– Все в порядке. – Он перевел взгляд с ее лица на экран телевизора, который только что включил когда она вошла в комнату. В молчании они вместе смотрели, как на экране взрывается и окутывается пламенем какая-то машина. Звук от взрыва как бы не доходил до них. Их связывала воедино полная общей скорби тишина.

– Мне следовало бы уже смириться с этим, – заговорил Тони нарочито сухо. – Прошло ведь четыре года. Жизнь идет своим чередом, как и должно быть.

Он был сдержан, но душевная боль прямо рвалась наружу.

– Вряд ли можно смириться с потерей ребенка, – сказала Грейс.

Она сделала несколько шагов, присела рядом с ним на кушетку, скинула туфли, подобрала под себя ноги и оперлась слегка плечом о его плечо.

– Четыре года или сорок лет, все равно, сколько бы лет ни прошло, я бы все равно оплакивала свою Джессику, если б, не дай бог, потеряла ее.

Она тут же испугалась вырвавшихся у нее слов. Ей хотелось плакать. Глаза уже наполнились слезами. Он искоса посмотрел на нее.

– Для человека в судейской мантии ты что-то больно мягкосердечна. А реальность состоит в том, что, как бы ты ни любил человека, владеть им ты не можешь. И ты это знаешь. Наступит время, когда он все равно отдалится от тебя, и тогда придется пережить эту потерю. Если так распорядится судьба. Ты будешь жить, дышать, есть, спать, работать, смотреть на восходы и закаты – помнить, мучиться воспоминаниями, но жить. Я, к примеру, живу именно так. Иногда Рейчел бывает со мной. Я улыбаюсь, видя ее, смеюсь над глупостями, какие она вдруг мне выдает… Для меня она не похоронена в прошлом, она где-то близко, но большую часть времени я обхожусь без нее, и, как видишь, провожу его совсем неплохо.

Он замолчал и все свое внимание обратил на телевизор, хотя фильм там прервался нелепой и набившей всем оскомину от постоянного повторения рекламой. Может быть, хоровод шоколадок на экране был средством убить сразу же все эмоции, всколыхнувшиеся в нем, как часто простая пощечина останавливает истерику.

– То был несчастный случай? Если не хочешь рассказывать, не надо. – Грейс не могла не задать вопрос. Ее молчание он мог принять за равнодушие.

– У нее были гнойные опухоли в легких. Редкая, почти неизвестная медицине болезнь. Мы – моя жена и я – обнаружили это, когда Рейчел была еще совсем крошкой. Я служил копом, простым патрульным в Кливленде, откуда родом была Гленн, моя бывшая жена. Врачи сказали нам, что Рейчел долго не проживет, но мы не поверили. В девочке было столько энергии, столько радостного любопытства к жизни… Но легкие ее все время заполнялись слизью, и нам приходилось наблюдать, как она мучается, задыхается, не может дышать. Гленн не выдержала. Она оставила нас с Рейчел, развелась со мной и уже потом изредка навещала нас. Мне не было дела до Гленн. То, что Рейчел со мной и еще жива, – мне этого хватало, чтобы жить самому и работать. Но однажды утром Рейчел стало совсем плохо, она приподнялась на постели и сказала:

– Послушай, папа. Я слышу какую-то музыку. А ты ее слышишь?

– Нет, – признался я.

– Прислушайся, – сказала она. – Ты услышишь ее через меня.

Она прильнула к моему плечу и умерла. Я понял это сразу, но не хотел себе верить. Рейчел едва исполнилось одиннадцать.

Грейс не удивилась, что такой сильный мужчина плачет, а он широкой своей ладонью начал утирать слезы.

Ей захотелось поцелуями осушить эти скупые мужские слезы. И она поддалась своему желанию.

В ответ его руки сжали ее в объятиях с такой силой, что она задохнулась.

– Когда я потерял их – и жену, и дочь, – я потерял все. До сих пор не знаю, как вытащил меня Домни из Кливленда и устроил на работу здесь. Наверное, он вывез меня через все штаты на машине с полицейской мигалкой, а меня выдавал по дороге за арестованного наркомана в отключке. Я прошел через многое, как говорится, через все стадии падения. Я стремился туда, за порог смерти, пил без просыпу, чтобы себя угробить, чтобы Рейчел не было так одиноко в ее холодной могилке. Это был сущий бред, но я в него верил месяцев пять-шесть, пока не очнулся…

Не замечая, что по его щекам текут слезы, Тони вдруг ополчился на Грейс, увидев, что она плачет.