— Ох, пресвятая Богородица!.. — послышался срывающийся шепот Ноа. Маркус уже сбросил свой плащ и осторожно заворачивал в него Йаниру. Стискивая зубы, Джина нашла на столе нож и разрезала веревки, стягивавшие запястья Йаниры. Маркус отвел упавшие на лицо жены волосы, пытаясь разбудить ее.

— Ее усыпляли, — заметил детектив. — Я слышу запах хлороформа.

— Ублюдок! — зарычал Маркус. — Я всажу в него пулю!

— Сейчас нам нужно убираться отсюда, пока этот маньяк не вернулся.

Детектив шагнул к двери и осторожно выглянул в темноту. Джина тем временем зажимала рот рукой, борясь с душившей ее тошнотой. Должно быть, визжала именно эта блондинка. А они стояли и слушали, пока он рубил ее на части… Оттолкнув Ноа, она выскочила в подземный коридор, прислонилась к противоположной стене, и ее вырвало. На плечо ей легла рука Ноа.

— Ты в порядке? — встревоженно спросил детектив. Она кивнула и наконец нашла в себе силы выпрямиться.

— Извини, — пробормотала она, вытирая рот. — Ничего не могу поделать…

— Боже… — Вид у Ноа был такой, словно не одной Джине дурно от этого зрелища. Маркус вынес жену из жуткой комнаты. Детектив закрыл дверь и, повозившись с отмычкой, щелкнул замком. — Кажется, все так же, как было до нас. Пусть попотеет, пытаясь понять, как усыпленная жертва вышла через запертую дверь. Надеюсь, это как следует встряхнет его.

— Если ты не возражаешь, — сказала Джина, стараясь не стучать зубами, — я бы предпочла не возвращаться через этот его дом в Уоппинге. Меньше всего на свете мне хотелось бы встретиться с ним, когда он будет идти назад.

— Ничего не могу возразить. — Детектив, прищурясь, вгляделся в одну сторону туннеля, потом в другую. — Мы должны находиться совсем недалеко от реки. Мы ведь спустились в канализацию почти у самых Лондонских доков. Судя по расстоянию, что мы прошли в этом направлении, Темза должна быть совсем рядом, вон там. — Палец Ноа уткнулся в стену за их спинами. — Где-то там Вестерн-бей-син, так что, по-моему, нам нужно туда. — Детектив кивнул в сторону туннеля, противоположного тому, по которому они пришли.

— Тогда идем, — негромко сказал Маркус. — Нам нужно отнести Йаниру в безопасное место и показать доктору Минделю.

И маленький отряд осторожно двинулся дальше под грязными улицами Ист-Энда в поисках выхода.

Джону Лахли пришлось нести четвертованный торс Доминики Нозетт по канализационным туннелям довольно далеко. Мешок, в котором он тащил его, получился тяжелым, и ему часто приходилось останавливаться, чтобы перекинуть его через другое плечо, но Лахли даже не помышлял о том, чтобы просто бросить его и вернуться. Он хотел оставить его в каком-нибудь подходящем для этого месте. Добравшись наконец до идеального, с его точки зрения, места, он постоял немного, слушая грохот копыт и колес по решетке над головой, потом улыбнулся и ступил в свежий пролом в стене. Сводчатое помещение, в котором он оказался, должно было стать частью подвала Нового Скотленд-Ярда. Строящаяся штаб-квартира полиции находилась прямо у него над головой.

Лахли снова ухмыльнулся про себя и бросил искромсанные останки жалкой журналистки туда, где строители не смогут их не найти, потом снял свою мятую шляпу.

— Прощай, крошка, — ухмыльнулся он, переходя на язык своего детства. — Премного обязан, мисс Нозетт, гадом буду, коли не так.

И с этими словами, весело насвистывая, отправился обратно. Подземные коллекторы, по которым он возвращался в Тибор, извивались, разветвлялись и пересекались с другими такими же, следуя извивам газовых труб и канализационных лотков, огибая подвалы складов и портовых кабаков шестнадцатого, семнадцатого и даже восемнадцатого веков. Их лабиринт напоминал хитросплетение туннелей для гладиаторов под ареной древнеримского цирка. По дороге Лахли в мельчайших подробностях продумал, что будет делать, когда принесет Йаниру в Сполдергейт-Хаус. Он захватит с собой все бумаги и карты, найденные им в карманах у мисс Нозетт и у ее спутника, покойного м-ра Пендергаста. Лахли не сомневался, что в темном саду никто не заметит подмены. Он ворвется туда с Йанирой на руках, назовется Пендергастом, наплетет им что-нибудь про то, как на них напал Потрошитель, и спокойно пронесет ее на станцию. Ему не терпелось увидеть своими глазами, на что эта станция похожа.

Черт, да пока Йанира в его власти, его возможностям в таком месте воистину нет предела!

В общем, Джон Лахли вернулся в Тибор в самом наилучшем расположении духа.

Он опустил фонарь в лужу перед дверью, железный ключ, щелкнув, провернулся в замочной скважине. Лахли сунул ключ обратно в карман плаща и нагнулся, чтобы взять фонарь. Дверь бесшумно отворилась на хорошо смазанных петлях. Свет никогда не гаснущих газовых рожков у алтаря словно приглашал его домой…

…и Джон Лахли так и застыл на пороге. Она исчезла.

Он в буквальном смысле этого слова отказывался поверить в то, что видели его глаза. Он оставил ее подвешенной к большому железному крюку на самой большой ветви своего дуба, к тому самому крюку, на котором разделывал Моргана в ночь, когда умер этот жалкий ублюдок. Она висела связанная и опоенная снадобьем. Из каменного подвала вел лишь один выход с окованной железом дверью. И эта железная дверь была крепко заперта на замок, который, насколько он мог судить, не взламывали силой. И все же сомнений не было: Йанира исчезла.

В подземной камере не нашлось бы места, чтобы спрятать даже малого ребенка, не говоря уже о взрослой женщине. Он стоял, прижавшись рукой к холодному железу двери, и взгляд его метался с полок на шкаф, потом на алтарь, потом на дубовый ствол и снова на полки. Как она сумела выбраться отсюда? Ключ у него в кармане был не простым ключом от амбарного замка. Открыть эту дверь мог только человек, обладающий слесарными навыками. Или вторым ключом. Или же это был чертовски способный вор. Может, кто-то вломился сюда и унес ее? Но кто?

Ему на ум не приходило ни одной причины, по которой слесарь вдруг бродил бы по лабиринту канализационных туннелей до тех пор, пока не уперся бы в эту конкретную нишу, чтобы отпереть дверь. В этом просто не было бы никакого смысла. У нормальных слесарей не хватает воображения на такие поступки. Да и вору делать здесь было бы нечего. В уоппингском доме не имелось ничего заслуживающего кражи — если, конечно, вор попал сюда тем путем. Второй ключ? Это объяснение казалось еще абсурднее остальных. Сделать восковой слепок с оригинала, отлить болванку, выточить ключ — и все за какой-то час, когда владелец помещения мог вернуться в любую минуту?

Чем дольше он искал разумное объяснение всему этому, тем меньше разума оставалось в его голове — он словно утекал сквозь пальцы в грязную лужу под ногами. Спящая пленница Лахли просто не могла выйти из помещения. Но она исчезла. Выходит, главное убежище Лахли, результат долгих лет труда и вложений — вся жизнь его в этом месте — находилось теперь под угрозой, ибо эта чертова сука выбралась из него.