Парень принял решение. Он подплыл к ближайшей стене и попробовал успокоиться, сосредоточиться на синем свечении. Хотя он понимал, что времени ужасно мало, чувствовал, как легкие разрываются от отсутствия кислорода, и так и не справился с паникой, Лавочкин попробовал произнести спасительный «цуг-цурюк».

– Бульк, буль-бульк!

«Елки-ковырялки! Песец!» – зажглась мысль в сознании рядового. Он все же попробовал найти лаз, ведущий наверх. Увидел, рванулся к нему и – не выдержал – сделал вдох.

Вода хлынула в распахнувшийся рот. Коля обмяк, ему вдруг стало все безразлично… Даже то, что он сейчас утонет.

«Нет, я смертельно хочу выжить!» – неуместно комично подумал он.

– Эх, рядовой Лавочкин… – прошептал голос Полкового Знамени.

– Ектыш, рядовой Лавочкин! – заорал Палваныч.

Бывают моменты, когда страсть застает врасплох двух взрослых людей, и они бросаются на не расстеленную еще постель, покрывая друг друга горячими поцелуями… Примерно этим и занимались прапорщик с графиней Страхолюдлих, когда на них словно с неба свалился Коля.

Мокрый.

Без сознания.

– Он тонул! – воскликнула графиня, вскочив с кровати.

– Хейердалов сын! – сквозь зубы процедил Дубовых. – Хельгуленочек, ты только не ревнуй, это не то, что ты сейчас подумаешь.

Палваныч заскочил на постель и приступил к оказанию первой медицинской помощи пострадавшему на водах. Перевернул его на живот, чуть свесил с кровати. Между синюшных губ полилась вода. Вернул на спину, склонился к лицу.

– Ис… кус… ствен… ное… ды… ха… ха… ха… – Прапорщик принялся вдыхать воздух в рот солдата и ритмично нажимать на его грудь.

Вскоре Лавочкин заперхал и задышал. Открыл глаза.

– Ух-е, живой, – прошептал Дубовых.

– Чародей! Ты подлинный кудесник, Пауль, – вымолвила Хельга.

– Никаких чудес, – отмахнулся прапорщик. – Искусственное дыхание рот в рот называется. Ты где плавал, салабон? И что ты здесь делаешь?

Коля просипел невнятное. Начальник понял его по-своему.

– Меня не интересует, чем ты тут занят! Я спрашиваю, что ты здесь делаешь! – прорычал, точнее, прохрюкал Палваныч.

– Я… тонул.

– Это понятно. Вон, всю кровать обмочил, аж на пол протекло. Где ты тонул?

– В изумрудной комнате, – произнес Лавочкин и отключился.

– Тьфу, Фишман![41]– обозвал парня прапорщик.

– Кто такой Фишман? – поинтересовалась графиня Страхолюдлих.

– А я сказал «Фишман»?

– Да.

«Я имел в виду Ихтиандра»[42], – хотел сказать Палваныч, но с его губ снова слетел неизвестный Фишман.

– Вот те на! – изумился Дубовых. – Форменная карикатура. Забудь, Хельга, про Фишмана, давай-ка рядового разденем. А то замерзнет, простынет опять же.

Стянув мокрую одежду с Лавочкина, размотав Полковое Знамя, которое в очередной спасло незадачливого солдата, графиня и прапорщик уложили неудачника на сухой диван, укрыли, чем нашли.

Одежду с кумачом развесили по комнате. Обстановочка напоминала смесь Красного уголка и коммуналки.

Хельга сходила за новой порцией белья, и вскоре все уснули.

Утром Коля долго не мог взять в толк, как он очутился в пещере Страхенцвергов, что здесь делает Палваныч и почему очнулась Белоснежка. История об обретении прапорщиком статуса принца повергла солдата в гомерический хохот. К счастью, Дубовых и сам считал ее забавной.

Гномы были рады Николасу, будто родному.

За завтраком рядовой расчихался.

– Будь здоров по списку, – буркнул прапорщик. – Чего это ты?

– Видимо, все же простыл, когда вчера купался, – попробовал отшутиться Коля.

– Ну и хрен же ты моржовый! Тьфу! Я хотел сказать, ну и хреновый же ты морж! – сказал Палваныч.

Крыть было нечем.

Окончив трапезу, Дубовых, Страхолюдлих и Лавочкин стали решать, что делать дальше.

Рядовой извлек зеленый кристалл, продемонстрировал его возможности. Прапорщик позвал толкового художника. Явился гном, некогда рисовавший для Коли копию стены с причинными местами.

– Замалюй-ка, браток, несколько карт, – велел Палваныч.

Пока мастер делал наброски, Хельга внимательно рассмотрела сам кристалл. В том числе и магическим зрением.

– Николас, когда художник закончит, передайте, пожалуйста, вещицу мне, – сказала графиня. – Это весьма хитрая штучка. Сдается мне, наш общий враг любит рыбалку…

Дункельонкель не знал о тайном свойстве шестистенных комнат служить пространственными порталами. Он вообще не ведал, какими тропами к нему придет барон Николас Могучий. Зато Вождь и Учитель был убежден: враг номер один обязательно примчится в расставленную им ловушку.

Зеленый камешек был не просто копией большого кристалла, покоившегося в тронном зале Дункельонкеля. Паутина заклятий, наложенных на карту-талисман, особым образом влияла на помыслы владельца. Говоря простым языком, Николас и не заметил, как его тянуло на подвиги. Мысль о блицкриге, уверенность в том, что он легко преодолеет коридоры темниц, были навеяны искусной ворожбой черного колдуна.

Властителю Доцланда лишь оставалось ждать, пока не сработают сигнальные заклинания. Банальный, тупой, наглый фокус. Дункельонкель питал уверенность: такими нехитрыми каверзами побеждается любой, самый опасный и искушенный соперник. А тут всего лишь деревенщина.

Следует признать, черный колдун почти не ошибся, ведь рядовой уже чуть не утонул, и если бы не Хельга Страхолюдлих, то, вполне вероятно, его снова потянуло бы в западню. Но «почти» не считается – Николас сорвался с крючка.

Вождь и Учитель был поглощен работой с тылами. Как он и предполагал, проклятый Рамштайнт организовал грамотное сопротивление. Дисциплина, продуманность ударов, тщательная конспирация.

Кабы властитель Доцланда знал об опыте партизанской войны, скажем, во Вьетнаме, он бы понял, насколько влетел, связавшись с гангстерами, спрятавшимися в пещерах под Пикельбургом. Как ни старались люди Дункельонкеля, им не удалось нанести ощутимый вред подпольщикам. Зато дриттенкенихрайхские головорезы отрывались на всю катушку.

В этом им помогал Тилль Всезнайгель. Он неслабо продвинулся в изучении энергоблохов. Бандиты Рамштайнта натаскали вальденрайхскому колдуну много образцов. Осторожный волшебник экспериментировал исключительно в дальних, заброшенных штольнях. Наконец он решил, что узнал достаточно, и позвал лидера преступности прогуляться.