Второе имя, Ян Чженьциня, напоминает об одном из более ранних стихотворений Сайго, посвященных политике. Сайго сравнивал себя с Яном в 1864 году, когда он думал о войне с Тёсю. Сайго тогда не был уверен в том, кем являются лидеры Тёсю, отъявленными изменниками или же просто людьми, сбившимися с истинного пути, и поэтому он предложил отправиться в Тёсю, чтобы добиться от них признания своей вины. Сделав это, он либо спровоцирует войну, предоставив, таким образом, конкретное доказательство измены Тёсю, либо получит извинения и тем самым гарантирует мир. На самом деле поездка Сайго в Тёсю стала отправной точкой для создания союза Сацума — Тёсю. Но в 1864 году, как и в 1873-м, Сайго не имел четкого плана в отношении своего соперника, а руководствовался лишь твердым намерением поддерживать то, что он воспринимал как честь императорского дома. Это ощущение скорее моральной, чем практической причины еще более усиливается следующей строкой стихотворения, где Сайго пишет о том, что он намерен наставлять своих наследников деяниями, а не словами. Эта строка является ссылкой на Сато Иссаи, который проводил разграничение между ученым человеком (кэндза) и просветленным или мудрым человеком (сэйдзин). Ученый человек стремится к тому, чтобы понять смерть, и, подчиняясь критическому мышлению, пытается научить своих наследников через икун, собрание письменных рецептов. Однако мудрец не пишет икун, потому что он делает свои слова и деяния моделями поведения для наследников. Мудрец, продолжал Сато, может умереть спокойно, поскольку он понимает, что жизнь и смерть, как день и ночь, всего лишь части единого целого. Здесь Сайго провозглашает, что его миссия в Корею не является практичной или рациональной: его заявления противоречивы, потому что он не обдумал полностью последствия своих действий. Однако для Сайго это не представляет никакой проблемы, поскольку он пытается подражать мудрому, а не ученому человеку. Его миссия была исключительно моральной. Сайго не беспокоило, будет он жить или умрет, если только ему удастся отстоять честь императорского дома.

Сайго высказывал схожую позицию в своих более поздних письмах, посвященных Корее. В 1875 году, после того, как он покинул правительство, Япония форсировала развитие отношений с Кореей. 20 сентября японский корабль «Унё» зашел в корейские территориальные воды под предлогом выполнения разведывательной миссии. Японцы успешно спровоцировали огонь со стороны корейских береговых батарей, а затем ответили с сокрушительной силой, уничтожив как береговые батареи, так и форт на острове Йонджон. Японское правительство, теперь возглавляемое Окубо, использовало этот инцидент для того, чтобы отправить в Корею боевые корабли и заставить корейцев начать переговоры. Согласно заключенному вскоре договору, Корея признавала японское императорское правительство, открывала для торговли свои главные порты и обеспечивала экстерриториальность для японских подданных в Корее. По всем практическим стандартам это был подлинный триумф дипломатии канонерок, но Сайго думал по-другому. Тактика, использованная японским флотом, была нарушением «небесных принципов». Нет ничего плохого, утверждал он, в том, если Япония и Корея начнут войну, но боевые действия должны основываться на явном и серьезном конфликте принципов. Спровоцировав Корею таким «вероломным способом», японское правительство не сумело сохранить верность принципам и продемонстрировало только то, что оно «презирает слабого».

Борьба между Сайго и Окубо на этом уровне представляла собой конфликт между двумя диаметрально противоположными пониманиями политики. Окубо был человеком целиком и полностью прагматичным, и он понимал правительство как арену для осторожного расчета. В ходе его путешествия по миру наиболее сильное впечатление на Окубо произвел Бисмарк. Как он написал Сайго в марте 1873 года, казалось, нет ничего такого, что превышало бы способности Бисмарка. Окубо давно представлял рациональное течение в японской политике, и его взгляды окончательно выкристаллизовались после путешествия по Европе. В своей октябрьской статье, посвященной корейскому кризису, Окубо открыто признавал, что действия Кореи являются оскорбительными, но в то же время он настаивал на том, чтобы императорский совет рассмотрел этот вопрос хладнокровно и рационально. Если политика нам невыгодна, то от нее следует отказаться, «даже если это повлечет за собой стыд и даже если мы должны пережить этот стыд». Применяя эту логику к Корее, Окубо приходит к выводу, что, хотя корейцы и в самом деле запятнали японскую честь, совет еще не решил, будет ли война соответствовать интересам государства. По мнению Окубо, война станет для Японии катастрофой. Она раздует и без того огромный бюджетный дефицит, подорвет проведение внутренних реформ, нанесет ущерб экономике, отсрочит пересмотр договоров с Англией и Францией. Геополитически Япония не могла себе позволить войну с Кореей ввиду существования более серьезной угрозы со стороны России. Окубо не выступал против войны с Кореей. Он просто утверждал с прагматических позиций, что Японии следует решить важные внутренние и внешние проблемы, прежде чем начинать войну с Кореей.

По мнению Окубо, подход Сайго к дипломатии был опасным и иррациональным. Со стороны Сайго было «опрометчиво» отправляться в Корею, не взвесив предварительно все плюсы и минусы войны. Однако для Сайго логика Окубо была такой же порочной. Невозможно защищать интересы императорского дома, не принимая во внимание фундаментальные принципы справедливости и чести. Недвусмысленное заявление Окубо о том, что Япония должна «пережить стыд», чтобы избежать бюджетного дефицита, по мнению Сайго, не заслуживало даже презрения. Сайго назвал его «самым большим трусом в Сацума». Заместитель министра юстиции Сасаки Такаюки, наблюдая за этим конфликтом, симпатизировал Сайго, но в то же время он был возмущен его тактикой. Сайго, считал Сасаки, хотел восстановить воинскую честь Японии, но в то же время игнорировал интересы японской политики ради удовлетворения своих личных целей.

Этот конфликт из-за Кореи высветил основную политическую проблему: как члены миссии, которые отсутствовали почти на целый год дольше ожидаемого срока, могли быть заново введены в состав правительства? Кто должен пожертвовать своей властью, чтобы освободить место для члена посольства? К октябрю в эту борьбу включились почти все главные фигуры в правительстве. Ивакура поддерживал Окубо, разделяя его мнение о том, что план Сайго является опасным и опрометчивым. Кидо возражал против миссии Сайго, но он все еще был сердит на Окубо и раздумывал о том, чтобы уйти из политики. Несмотря на свой пост императорского советника, он оказал Окубо лишь косвенную поддержку. Соэдзима, который стал членом императорского совета 13 октября, поддерживал Сайго. Соэдзима вернулся из Пекина в конце июля, заручившись тем, что он сам расценивал как обещание Китая не вмешиваться в отношения Японии с Кореей и Тайванем. Это была огромная победа, и поддержка Соэдзима значительно укрепила позицию Сайго. Это, Итагаки и Оки с самого начала были всецело на его стороне.

Императорский совет официально собрался 14 октября, чтобы еще раз рассмотреть вопрос о взаимоотношениях с Кореей. 12 октября Окубо был возвращен в императорский совет, но ему все еще не хватало голосов, чтобы отстоять свою программу, и 15 октября совет подтвердил назначение Сайго в качестве посланника. Окубо и Ивакура не хотели сдаваться, и они пригрозили уйти в отставку, если кабинет не отложит отправку миссии. Эта угроза — была нацелена в основном на Сандзё, который чувствовал, что он не сможет руководить работой правительства без Окубо. Однако Сайго предупредил Сандзё о том, что задержка посольства уронит авторитет императора, и зловеще добавил, что такое преступление можно искупить только смертью. Находясь, с одной стороны, под давлением Сайго, требовавшего доложить о решении совета императору, а с другой — настаивавших на отсрочке Окубо и Ивакура, 18 октября Сандзё сломался, став жертвой нервного расстройства или сердечного-приступа. В его отсутствие Ивакура стал премьер-министром (дайдзёдайдзин), благодаря чему Окубо и Ивакура получили доминирующий голос в правительстве. Ивакура теперь контролировал доступ к императору. 22 октября он вызвал Сайго, Итагаки, Это и Соэдзима в свою резиденцию и объявил им, что не будет докладывать императору о том, что совет подтвердил назначение Сайго. Это возмущенно заметил, что Ивакура присвоил себе слишком много власти, но Ивакура проигнорировал его. Как говорят, сопровождавший Сайго офицер императорской гвардии Кирино Тосиаки был близок к тому, чтобы обнажить свой меч. Сайго был в ярости. Окубо победил его не в открытом споре, а за счет хитроумной уловки. Но Сайго, несмотря на слова, сказанные им Сандзё, не был готов к тому, чтобы убить или умереть. Вместо этого на следующий день Сайго цодал прошение об отставке с поста императорского советника, генерала армии и командующего императорской гвардией.