Таков был конец римской армии, существовавшей со времен Камилла. Феодосии Великий, восстановивший военную машину империи, не озаботился тем, чтобы в прежние дни обучать легионеров. Он набирал в армию хорошо подготовленных и обученных воинов с севера. В действительности уже мало кто мог бы воспринять старую легионерскую школу. Дисциплина легионеров была следствием определенной системы воспитания, бытовавшей в среде горожан. С упадком торговли и городов подходящих кандидатов становилось все меньше. Сельские жители сами по себе не могли достичь нужного уровня подготовки. Со времен сражения при Адрианополе императорская армия пополнялась в основном за счет германцев.

Главным содержанием европейской истории в последующие века стало восприятие и усвоение принципов и методов Константина. Основную роль здесь сыграла германизация армии. Армия была той школой, в которой европейцы прямо или опосредованно получали необходимые уроки. Лев I остановил процесс германизации Востока и оградил Азию от тех изменений, которые превратили Европу в новую цивилизацию.

Не стоит считать, что в эпоху римлян европейские земли к северу от Дуная заселялись впервые…

Северная Европа была плотно заселена задолго до того, как Рим появился на страницах истории. Оттуда в остальную Европу вливались новые и новые потоки эмигрантов, порожденные перенаселением: арии, фригийцы, дорийцы, кельты, германцы. Северная Европа не была пустыней, ожидающей прихода поселенцев; это была земля густо заселенная, но способная при надлежащем использовании прокормить и большее население. И сельское хозяйство, и торговля успешно развивались, за исключением редких спадов в развитии, связанных с различными катаклизмами. Римские торговцы добились куда больших успехов, чем римские солдаты в своем завоевании Центральной Европы и рынков севера. За три века, прошедшие между правлением Цезаря и правлением Константина, эффективность хозяйства в Северной Европе значительно выросла, и эта земля вполне могла принять и прокормить еще больше людей. Энергичные юноши, мечтавшие о богатстве и славе, вполне могли достичь своих целей, пойдя на службу в римскую армию. Центральная Европа менее, чем когда бы то ни было, нуждалась в расширении своих границ. Если европейцы стали распространять свое влияние и проникать в пределы Римской империи, это было не только и не столько результатом ее перенаселенности. Просто граница становилась искусственной и ненужной. Она была не прорвана, а скорее просто забыта.

Часто хронисты и историки, описывающие события прошлого, вводят нас в заблуждение. Никакого организованного вторжения северных племен на территорию Римской империи реально не было; ни один современный историк не станет говорить о нем как о действительном факте, но сила традиционных представлений велика. Была большая готская война; однако, очевидно, нечто произошло уже до этого, поскольку оборону римлян возглавлял вандал Стилихон.

Англосаксы взяли в свои руки Британию, откуда римляне ушли несколькими годами ранее. Франки завоевали Галлию; однако на эти земли претендовали готы, бургундцы и всякого рода авантюристы; а франки в общем-то были склонны рассматривать себя как спасителей цивилизации. Лангобарды сначала пришли в Италию как наемники имперского правительства. В реальности имели место размывание границ и растущая неопределенность в отношении того, что есть что и кто есть кто. Никто так и не разгадал эту загадку. Примерно в то же время, когда франки изо всех сил пытались выглядеть римлянами, римляне, в свою очередь, пытались походить на франков. Этот процесс начался еще после битвы при Адрианополе. Его главным выразителем стал Феодосии Великий. Медленно, но верно границы сдвигались, и Европа постепенно превращалась в единый большой регион с более-менее однородными характеристиками.

В основе этого процесса политического слияния лежали экономические факторы. Стремление к кастовости, характерное Римской империи, рост числа гильдий, построенных по наследственному принципу, и внедрение принципа наследования власти во всех структурах сблизили Римскую империю с теми областями Европы, где все еще сохранился родовой строй. Действительно, империя оказалась разделенной на многочисленные «племена» как раз тогда, когда германцы переняли некоторые принципы политической организации. Поэтому в какой-то момент империя и северный регион, лежавший за ее границами как в экономическом, так и в культурном и социальном плане, оказались близки. Старая граница исчезла или, по крайней мере, стала призрачной и ничего не значащей линией, более не разделяющей две совершенно разные общественные системы.

Очевидно, в какой-то момент этот процесс должен был закончиться. Если римская цивилизация собиралась распространять свое влияние до тех пор, пока не захватит всю Европу, то рано или поздно цивилизованный юг и родоплеменной север должны были встретиться и далее идти рука об руку. И этот момент наступил!.. «Трайбализация» империи была лишь одним из этапов этого процесса. Древние римские земли пережили ее, затем отбросили и вернулись к прежним «цивилизованным» способам существования. Но теперь за ними последовал север. Постепенно все черты родового общества исчезли, и над горизонтом разгоралась заря новой эпохи.

Не Константин навязал Западной империи принцип наследования власти. Это сделала безликая сила экономического развития и политической эволюции. Вполне возможно, что эти слова – лишь другое название для автоматического сочетания грехов, слабостей и невежества людей, но не для их свободной воли… Константин лишь уловил эту тенденцию и воплотил ее в жизнь. С другой стороны, он лично внес огромный вклад в спасение, сохранение и усиление христианской церкви, которая по самой своей сути противостояла системе наследственных каст и стала той силой, которая века спустя разрушила систему… Именно благодаря ему церковь смогла уцелеть, когда Галерий пытался уничтожить ее либо превратить ее в племя левитов или касту волхвов. Все признают эту его роль. Его друзья восхищаются им; его враги ненавидят его именно по этой причине, и ни по какой другой. Константин не поработил человечество. Он сделал так, что опутывающие его цепи могли быть разорваны… Тем не менее нельзя судить о Константине только по его отношению к христианству. Есть и другие причины, по которым он заслуживает нашего внимания. Однако, без сомнения, какое-то время о христианстве судили по его отношению к Константину.

Возможно, самым главным результатом деятельности Константина является наше понимание того, что общество строится на основе закона. Все те, кто считал, что основанная им монархия была автократией и что долгое существование Византии оказалось возможным благодаря тому, что там единственным законом являлась воля одного человека – императора, – создавали искаженное представление о его деяниях. Теперь мы можем увидеть факты в ином свете и приблизиться к пониманию истины. Монархия, строительство которой начал Диоклетиан и завершил Константин, была не более автократичной, чем принципат Траяна. Это было правление закона, в котором закон стоял выше самого законодателя. Мы можем видеть слабость в том, что закон ставился столь высоко; однако это – слабость во благо. Примеры, которые каленым железом были выжжены в умах византийских чиновников, – это примеры анархии, описанной нами в первой главе книги, и падение империи, описанное в последней ее главе. Автократия, при которой законом является воля отдельных личностей, не может породить сильное государство. Но власть закона – может. Ни воля, ни приказ, ни желание не способны сделать государство сильным; а повиновение закону – способно на это. Если Константин создал империю, которая просуществовала целое тысячелетие, то это произошло потому, что он убедил тысячи людей верить правильности повиновения нравственному закону Бога и политическому закону человека.