– Хотел соболезнования выразить, – пояснил, помрачнев, Евгений Геннадьевич, – и письмо отдать. 

– Какое письмо? – девушка вопросительно вскинула брови. 

– Ну, то, что в почтовом ящике было, это я оставил. Не нашел тебя и решил туда положить. Хоть твой папа и просил после его смерти отдать лично, – он виновато опустил глаза. 

– Я не видела никакого письма, – растерянно задумалась Даша, – да и в ящик почтовый не заглядывала несколько месяцев. 

– О как… 

– После смерти, говорите? – только сейчас до нее дошел смысл сказанного доктором. – Почему после смерти? Откуда папа мог знать, что скоро умрет? Со здоровьем же все было хорошо. 

– Ты не знаешь? – изумился мужчина. 

– Чего не знаю? 

– Значит, все-таки Петя не рассказал, – хмуро выдавил тот. – Дашенька, пойдем лучше в мой кабинет и спокойно поговорим. 

Даша на автомате последовала за Евгением Геннадьевичем. В груди тревожно сжималось сердце, будто предчувствуя что-то нехорошее. 

– Садись, милая, а люльку поставь на кушетку, – велел врач, заметив ее замешательство. Девушка послушно выполнила его просьбу. 

– Евгений Геннадьевич, что должен был рассказать мне папа? – спросила она дрожащим голосом и почувствовала, как поперек горла встал ком. 

– Он был очень болен… 

– Я знаю об этом, – взволнованно перебила Даша. 

– Нет, не знаешь, – тяжело вздохнул мужчина. – Болезнь сильно прогрессировала, Пете оставалось жить всего несколько месяцев. Он слезно просил меня тебе не говорить. Сказал, что сам сообщит, когда придет время. 

– Что? – удивленно раскрыла девушка рот. – Что Вы такое говорите? 

– Единственным шансом для него была дорогостоящая операция, не дающая никаких гарантий, – продолжал шокировать ее врач. – Твой папа отказался. Я пытался убедить его хотя бы продолжить терапию, но Петр был непреклонен.

– Вы должны были сказать мне, – выдохнула она, пытаясь переварить услышанную информацию. 

– Я хотел, но есть такое понятие, как «врачебная тайна», о чем Петя мне напомнил не раз. 

– Но я бы убедила его, – с трудом сдерживая слезы, прошептала Даша. 

– Твой отец был взрослый, здравомыслящий человек, и он принял решение. Боюсь, ни я, ни ты не могли повлиять на это, – попытался убедить ее Евгений Геннадьевич.

– Поэтому последние месяцы папа наотрез отказывался посещать больницу? – сложила Даша осколки в один большой пазл. 

– Да, он отказался от лечения, а так как ты вынуждала его, приходил и просто сидел у меня в кабинете, – признался врач. – В последний свой визит он вручил мне письмо и попросил отдать тебе сразу после его смерти. Но на тот момент я находился в отпуске у родителей на Севере, потом там подхватил воспаление легких и еще месяц провел в больнице. Вернулся, закружили дела, и мне не сразу сообщили о смерти Моисеева. Когда узнал, сразу же ринулся к тебе, но не застал дома. Звонил, и телефон тоже был недоступен. А в институте сказали, что ты отчислилась. Вот я и решил оставить письмо в почтовом ящике, думал, ты давно его нашла. 

– Что в том письме? – спросила девушка, сцепив дрожащие пальцы. 

– Понятия не имею. 

– Почему папа не стал бороться? Он же знал, что я останусь сиротой? – она не знала наверняка, кому задала этот вопрос: себе или врачу, но ураган внутри слезами вырвался наружу. 

– Возможно, он просто устал, – предположил мужчина. – А может быть, не хотел быть для тебя обузой. Ведь для любого отца это самое страшное бремя. Или же не верил, что операция поможет. Шансы были мизерные, да и стоимость колоссальная. Он как-то заикался, что вам негде взять такие деньги. 

– Папа никогда не был для меня обузой! – заявила она уверенно и ладонью вытерла скатившуюся по щеке слезу. 

– Знаю, но ты прочитай лучше письмо и, возможно, в нем найдешь ответы. 

– Обязательно, – тихонечко шмыгнула Даша носом и спросила: – А могло ли что-то спровоцировать смерть? Он же мог прожить дольше? 

– Возможно, но никто точно тебе этого не скажет, – задумался врач. – Я прогнозировал два месяца, но он продержался почти четыре. Честно, я настолько даже не рассчитывал. 

– Ну а поспособствовать что-то могло? Может быть, стресс, переживания? 

– Все, что угодно, вплоть до плохого настроения или эмоционального боевика. Каждый день для него мог стать последним, а каждый новый – чудом. 

Даша вышла из больницы, едва держась на ногах, и, наверное, если бы не дочь в ее руках, осела прямо на ступеньках. Она забыла о том, что собиралась посмотреть кроватку и коляску. Забыла обо всем на свете. В голове лишь было папино письмо. Она хотела прочитать его как можно скорее… 

51 ГЛАВА

ДАША

«, – Даша открыла рот, задыхаясь, так как рыдания разрывали ей глотку. Этот до боли знакомый почерк, словно нож, вспарывал на скорую руку зашитые раны. 

« – Даша схватила подушку и уткнулась в нее лицом, пытаясь заглушить отчаянный крик. Ее тело содрогалось в тщетных попытках побороть рыдания. Она боялась дать себе волю, ибо не хотела напугать спящую дочь. 

«

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Даша дочитала и пробежалась глазами еще несколько раз. Она проглотила письмо залпом. И этого было слишком мало. В каждой строчке, в каждом слове она слышала голос папы. Сердце тоскливо сжималось в груди, а душа металась, содрогаясь от горечи. Слезы неудержимым водопадом катились по пылающим щекам. Девушка плакала беззвучно, задыхаясь в собственной боли, которая обволакивала, словно туман. И малышка, будто чувствуя, как мамочке плохо, мирно посапывала рядом, не смея ее беспокоить. 

Немного отдышавшись и придя в себя, Даша легла рядом с дочерью и носом прислонилась к ее макушке. Она хотела ощутить родной, успокаивающий аромат, но нос был сильно заложен. Поэтому просто прикрыла глаза, наслаждаясь близостью любимой крохи, и даже задремала. Однако ее потревожила вибрация телефона. Нашла его рукой и посмотрела на экран. Звонила Татьяна Борисовна. 

– Да, – слабым голосом ответила девушка. 

– Даша, Егор попал в аварию… 

52 ГЛАВА

ДАША

– Он жив? – спросила девушка с каким-то двояким страхом. Да и страхом ли? Нет, сейчас Даша точно не желает вникать в эти неопределенные чувства, не хочет, чтобы ей потом было совестно за нехорошие мысли. 

– Жив, конечно, слава Богу! – испуганно выдавила женщина и, похоже, даже перекрестилась там.