— Тихо!

Снова воцарилась тишина.

— Много времени это не займет. Дело очень простое. Приступим же. — Сайфус повернулся к Джастину: — Правда это или неправда, что Орда является врагом Элиона?

— Правда, — ответил Джастин.

— Верно, мы все это знаем. Далее… Правда это или неправда, что сговор с врагом Элиона — все равно, что сговор против самого Элиона?

— И это правда.

— Разумеется. И тоже известная каждому. Далее: правда это или неправда, что ты предлагаешь союз с Ордой, заключение с нею мира?

— И это правда.

Над амфитеатром пронесся дружный вздох. С левой стороны послышались возмущенные восклицания, с правой — требования умолкнуть и дать дослушать. Сайфус вновь призвал публику к молчанию. С подозрением взглянул на Джастина, полагая, несомненно, что тот замыслил какую-то хитрость:

— Ты знаешь, что любой сговор с Ордой всегда был для нас предательством? Мы не идем на компромисс с врагами Элиона, как заповедал нам сам Элион. Мы ждем исполнения пророчества, обещанного мальчиком избавления от этой кары небес. А ты хочешь примириться с ними? Разве это не кощунство?

— Да, это кощунство, — ответил Джастин.

«Он спятил, — подумал Томас. — Сам себя обрекает на изгнание».

— Но вот в чем вопрос, — продолжил Джастин, помедлив. — Кощунство над чем? Вашей Великой Любовью или самим Элионом?

Сайфус был потрясен:

— Ты полагаешь, есть разница?

— Разница велика. Не по духу — по форме. Заключение мира с Ордой осквернит вашу Великую Любовь, но не Элиона. Элион заключил бы мир с каждым живущим на земле, будь то мужчина, женщина или ребенок, хотя бы враги его находились всюду — даже в этом самом месте.

Тишина. Все как будто онемели от изумления. «Сам сует голову в петлю», — снова подумал Томас. Мысль Джастина была смелой и, возможно, увлекла бы его, будь он теологом. Но Джастин подвергал хуле все святое, кроме самого Элиона. А от сомнений в Великой Любви недалеко и до сомнений в Элионе.

— Ты что же, считаешь нас врагами Элиона? — Голос Сайфуса дрогнул.

— Ты любишь свое озеро, свои деревья, цветы или любишь Элиона? Ты умрешь за них или за Элиона? Меж тобой и Паршивыми нет различий. Если ты готов умереть за Элиса, ты, возможно, должен быть готов умереть и за них. Ведь они, в конце концов, его создания.

— Ты хочешь, чтобы мы умирали за Орду? — вскричал, побагровев, Сайфус. — За врагов Элиона, которых поклялись уничтожить?

— Да. Если понадобится.

— Предатель Элиона! — Сайфус ткнул в его сторону дрожащим пальцем. — Отродье шатайки!

И слово это — «шатайки» — словно взорвало весь амфитеатр. Раздались и возмущенные крики, и протестующие — как смеет Сайфус так оскорблять пророка, самого Джастина Южного? Дайте ему объясниться, и все станет понятно!

Все противоречивые чувства, которые вызывало у Томаса это разбирательство, тут же испарились. Как может человек, служивший под его началом, предлагать им умереть за Орду? Умереть в бою, обороняя озера Элиона, — да. Умереть, защищая леса и своих детей от Орды, — да. Умереть, отстаивая Великую Любовь перед лицом врага, поклявшегося предать забвению само имя Элиона, — да.

Но умереть за Орду? Заключить с нею мир, чтобы Паршивые вольны были обманывать их, как хотят?

Никогда!

— Он и вправду это сказал? — спросила Рашель. — Так прямо и предложил, чтобы мы умерли за Орду?

— А я что говорила? — топнула ногой Майкиль. — Надо было убить его вчера, пока была возможность.

— Убей мы его вчера — сегодня нас не было бы в живых, — возразил Томас.

— Все лучше, чем быть в долгу перед этим предателем.

Шум стоял невообразимый. Сайфус не пытался его остановить. Он подошел к чаше с водой, снова окунул в нее пальцы.

— Сделал свое дело — понял Томас.

Затем старейшина переговорил по очереди с остальными советниками.

Джастин тем временем сидел спокойно, не делая никаких попыток объясниться. И выглядел почему-то довольным. Неужели боя хочет?

Сайфус вскинул, наконец, обе руки, и вскоре публика притихла.

— Я бросил вызов этому еретику, и сейчас его судьбу будете решать вы. Следует ли нам принять его учение или навеки отослать его прочь? Или же вручить судьбу его Элиону, вызвав на смертельный поединок? Загляните в свои сердца. И да будет ваше решение услышано!

Только бы это решение оказалось однозначным — взмолился про себя Томас. Как ни мерзки речи Джастина, к поединку с ним душа не лежит. Не меч Джастина страшит его, конечно, — просто Совет поддерживать душа тоже не лежит.

Но, с другой стороны, только это и справедливо — дать возможность своему бывшему лейтенанту защитить себя в последнем бою, перед тем как отправиться в пустыню. Смерти его Сайфус в любом случае не добьется.

— Конец предрешен, — тихо сказал он.

— Разве ты не был вчера в долине? — возразила Рашель.

Сайфус опустил правую руку.

— Кто считает, что этот человек богохульствует, — да будет ваш голос услышан!

Вышка содрогнулась от дружного крика противников Джастина. Их было много. Достаточно много. Сайфус некоторое время вслушивался, потом, удовлетворившись, жестом попросил их умолкнуть.

— Кто считает, что нам следует принять учение этого человека и заключить мир с Ордой, — да будет ваш голос услышан!

У жителей Южного леса были, по-видимому, сильные легкие, потому что крик их тоже вышел громким. Столь же громким, как у противников. Или несколько тише? Сайфус, судя по всему, разницы не уловил.

Сердце у Томаса тревожно забилось. Предстоит поединок. Сайфусу даже и глухим прикидываться не надо — однозначного решения не случилось. Правила же очень четкие — сомнений оставаться не должно.

Старейшина опустил вторую руку, и крик прекратился.

Исход был ясен всем. И Сайфус долгое время стоял молча, видимо обескураженный тем, как сильно разошлись мнения.

— Что ж, вручим его судьбу Элиону, — громко произнес он, наконец. — Я призываю нашего защитника, Томаса Хантера.

Зрители охнули. Если не все, то половина точно — южане, те, кто принял Джастина, неделю назад избавившего их лес от Орды.

Остальные принялись распевать имя Томаса.

В глазах Рашели промелькнул страх.

Он поцеловал ее в щеку:

— Его учил я, помни об этом.

Спустившись с вышки, он прошел между сиденьями амфитеатра. Придерживая меч, перепрыгнул через невысокую стенку, отделявшую от них поле. Под градом приветствий со всех сторон, под неотрывным взглядом Джастина путь до помоста советников показался ему долгим.