— Нет, — ответил Томас. — Мне не нравится.

— Очень хорошо. Вы имеете право на собственное мнение. И вы откровенны, чего о себе я сказать не могу.

Он отвернулся:

— Я должен кое о чем спросить, Томас. Ответ вам известен, я знаю это, поскольку у меня есть уши в вашем правительстве. Я знаю, что президент не намерен на самом деле передавать нам оружие, которое в этот самый момент плывет по Атлантике. Но не знаю, как далеко он собирается со своим блефом зайти. А знать должен, чтобы вовремя принять соответствующие меры. Обменяться ракетами мы уже готовы. Вопрос в том, будут ли нас атаковать, и если будут, то когда?

— Ядерное оружие он в ход не пустит, — заверил Томас.

— Не пустит? Вероятно, вы знаете своего президента хуже, чем я. Еще как пустит! И никакие сведения, вами выданные, итога шахматной партии не изменят; от них зависит лишь то, сколько людей должно умереть, чтобы приблизить этот итог.

Фортье взглянул на часы.

— Мы выступим во Франции открыто через три дня. За это время отправится в мир иной больше сотни недостаточно прогрессивных членов правительства. Китайская делегация дожидается встречи с президентом Гаэтаном; меня просили присутствовать на ней. Просочились слухи о ваших похождениях в Индонезии, произвели переполох. Нужно успокоить австралийцев, которые угрожают публичным выступлением. Кое-кто из наших военных командиров задает неправильные вопросы. Я — занятой человек, Томас. И мне пора. Разговор мы продолжим завтра. Надеюсь, к тому времени вы что-нибудь да вспомните.

Он взглянул на Монику, попрощался с ней легким кивком и вышел из комнаты.

Мысли у Томаса разбегались. Судя по услышанному от француза, мир и впрямь стремительно несся к печальному концу. Во снах же все еще продолжалось Собрание, и великий генерал Мартин оказался Йоханом, и у него был шрам…

Мысль пресеклась. В этот момент Томас смотрел на Карлоса, который, открывая дверь, повернулся к нему в профиль.

Шрам. На правой щеке. Кривой, полумесяцем, точь-в-точь как у Йохана.

— Пошли, — сказал Карлос. — Не то еще что-нибудь вколю.

Колоть их он на самом деле не собирался. Для этого пришлось бы слишком близко подойти к Томасу, чего делать не стоило. Ради собственной безопасности.

Однако Томаса сейчас интересовало другое.

Шрам.

А вдруг догадки Рашели о связи между реальностями верны? Он — единственные ворота, но, если кто-то узнаёт о существовании обоих миров, те начинают воздействовать и на него тоже. Рашель в них поверила, и теперь, случись Монике порезаться, его жена просыпается с порезом. И если Монику убьют, Рашель тоже умрет.

А умрет ли Моника, если умрет Рашель? Ведь ее он еще не убедил. Она не верит. И кровь ее не соприкасалась с его кровью.

Что же все-таки связывает обе реальности — вера? Или его кровь?

Возможно, и то и другое. Какой-то смысл в этом есть. Из реальности в реальность передаются жизнь, кровь, навыки, знания — это проверено неоднократно. Но каким образом?

Через веру.

Если кто-то, имеющий даже самую слабую веру, соприкасается с кровью Томаса, этого хватает для того, чтобы возникла связь со второй реальностью. Это все объясняет! И Рашель с Моникой вовсе не должны быть одним и тем же человеком.

Самая лучшая теория из всех, какие приходили до сих пор ему в голову.

— Прошу, — сказал Карлос. — Пошевеливайтесь.

Но и в этой теории зияла дыра. Почему же он оставался самим собой в обеих реальностях, почему не делил своих переживаний с кем-то другим?

Томас встал.

— Имею кое-что сказать, — заявил он. — Не позовешь ли француза обратно?

Карлос окинул его пристальным взглядом:

— С этим придется повременить.

— Он должен услышать это до своей встречи с китайцами.

— Можешь передать через меня.

— Речь о том, каким образом я узнал, где вы держите Монику. Ты ведь знал, что я приду, правда?

Томас сделал несколько шагов, остановился в десяти футах от Карлоса. Моника осталась сидеть.

— Ты мог бы выслеживать меня в Вашингтоне, но отправился в Индонезию и ждал там, потому что знал, что я найду это место, — продолжил Томас. — Так?

— А при чем тут китайцы?

— Китайцы как таковые ни при чем. Я сказал только, что он должен узнать это еще до встречи с ними.

— Что — «это»?

— То, что я сбегу раньше, чем он с ними встретится.

Ничего он о будущем побеге не знал, ему лишь нужно было полностью завладеть вниманием Карлоса и сделать, таким образом, первый шаг.

— Разве что стена рухнет, — сказал Карлос. — Я не дам тебе сбежать! И говорить не о чем.

— Я и не говорю, что дашь. Но без твоего участия побег не обойдется. Я знаю это, потому что ты не такой, как они. Ты — верующий человек, следуешь воле Аллаха, и я тебя хорошо понимаю. Гораздо лучше, чем ты думаешь. Мы ведь раньше встречались.

Карлос переступил с ноги на ногу:

— Если ты так хорошо меня понимаешь, значит, понимаешь и то, что я не позволю управлять собой всякому глупцу, говорящему загадками.

— Всякому — нет. Тем не менее, тобой управляют. Тебя обманывают. Поверь мне. Ты думаешь, Свенсон и Фортье, получив власть, позволят исламу процветать? Религия для них — враг. Они могут основать собственную религию и даже назвать ее исламом, но это будет совсем не тот ислам, который ты исповедуешь. И умрешь ты одним из первых — потому что знаешь слишком много, потому что слишком силен. Хуже врага и не представить — они понимают это. И ты должен понять.

Карлос не ответил.

— Тебя не интересует, как мы раньше встречались? — спросил Томас.

— Мы не встречались.

— Ты просто не помнишь. Мы встречались в другой реальности. Той самой, где исторические книги. Там тебя зовут Йохан, ты — брат моей жены. И знаменитый генерал, причинивший мне и моей Лесной Страже куда больше бед, чем хотелось бы.

Карлоса его откровение ни убедило, ни позабавило.

— Ты жив до сих пор лишь благодаря своей черной магии, — сказал он. — Но встань мне поперек дороги снова — и я тебя убью. Смотрю, ты больше не исцеляешься на глазах. — Он глянул на синяки и ссадины от наручников на запястьях Томаса. — Значит, и умрешь на этот раз. Дай только повод, и я тут же проверю свою теорию.

— Мой дар — черная магия? А может, это дар Эли… Божий дар? Да, в этой реальности я не служил Ему, но я многого не понимал, а теперь изменился. Прислушайся к самому себе. Ты выбран убивать из-за твоей веры в того, кого ты называешь Богом! Служишь двум демонам, которые убивают ради наживы. И думаешь, они позволят тебе жить?

Карлос захлопал глазами.