Голос чудом не подвел меня, и страх вдруг рассеялся, уступив место злости. Существо повернулось, и я увидела уродливую шаманскую маску из черного дерева с прорезями для глаз, затянутыми змеиной кожей. Вырезанный кривой рот, тянущийся до самых ушей, и чернильный мех, ниспадающей по бокам маски вуалью.

– Боишься меня? – процедила я, ступая вперед. – Поэтому прячешь лицо под маской, тварь?

Существо по-птичьи накренило голову вбок и, к моему облегчению, отлипло от тела Марты. Это был вовсе не сгусток энергии и не демон – это был человек, и мне достаточно было увидеть манеру его походки, чтобы понять, что тьма, в которую он облачен, – не что иное, как чары.

– Ты колдун, – прошептала я. – Или ведьма? Хотя какая разница! Я все равно тебя убью.

Существо не ответило. Бесполое, темное, хищное, оно двигалось плавно, точно пламя, танцующее от ветра. У него будто не было конечностей: руки, скрытые под плащом из магии, роняли на пол багровые капли. Один из его пальцев выгнулся: длинный серповидный стержень из окровавленного металла. Им существо резало своих жертв, рисуя на них ритуальные символы.

Я бросила беглый взгляд на Марту: над ней этот коготь поработал тоже. Изрезанный свитер, порванные колготки и кровь, растекающаяся по лицу вокруг правого глаза, вместо которого теперь была черная жемчужина. Глазное яблоко с голубым зрачком, откатившись, валялось поодаль. Голые ручки Марты, покрытые гусиной кожей на морозе, уже были испещрены символами, но не полностью: похитителю не хватило времени закончить ритуал. Дыхание Марты было слабым и поверхностным, но все-таки она дышала.

Я отвлеклась, и существо воспользовалось моментом.

Мне удалось пригнуться, когда оно, прыгнув вперед, точно пума, оказалось за моей спиной и выбило стекла смотровой будки. От силы, с которой существо оттолкнулось от края и спрыгнуло с башни, покачнулось основание вышки: я услышала скрежет натянутых тросов, и несколько из них оборвались, не выдержав. Башня накренилась, и я взвизгнула, летя лицом в оконные стекла.

Коул, выбивший плечом люк, схватил меня за ремень джинсов раньше, чем я бы пробила стекло головой.

– Я держу тебя!

Радиовышка падала, утратив опору. Я прильнула к плечу Коула, стиснув рукав его пальто. Уверенность и сосредоточие – Коул источал их даже сейчас. Он был спокоен, и я вдруг успокоилась тоже.

– Berkana gebo!

Выставив ладони над полом, я закрыла глаза и почувствовала, как башня замедляет свое падение, а затем восстанавливает баланс. Подхваченная воздухом, вернувшим ее на место, она вросла обратно в недра земли, что расступилась, гостеприимно принимая ее назад.

Вышка замерла, и я опустила руки, провалившись в объятия Коула.

– Папа, я плохо вижу… Почему глазик так болит?

– Пройдет, милая. Все пройдет. Я так люблю тебя…

Я посмотрела на очнувшегося Ганса, подхватившего на руки обмякшую Марту, которая, постепенно приходя в себя, начала хныкать. Ганс, с рассеченной переносицей, укачивал ее на руках, глотая слезы, текущие по щекам и смешивающиеся с кровью дочери.

– Этот запах… – прошептал вдруг он, и его голос сорвался, когда Марта прижалась к его груди, надрывно плача. – Я ехал к Шэрон, чтобы попрощаться с Мартой, когда почувствовал запах… Запах моей малышки, перебиваемый смрадом. Так пахнет смерть. Я просто знал, что она в опасности… Знал, и все тут! Но я не успел… Не успел… Вы ведь видели? Видели?!. Это сделал не я, клянусь!

Коул осторожно отпустил меня и, подойдя к Гансу, приложил ладонь к его дрожащим лопаткам.

– Мы все видели, не волнуйтесь. Мы доставим вас в больницу, – произнес он мягко. – А потом отвезем туда, где вы оба будете в безопасности и где о вас позаботятся.

Выбитые стекла хрустели под подошвой сапог. Выйдя на смотровую площадку, я перегнулась и свесилась с края, глядя вниз – туда, куда прыгнул колдун в маске, не решившись вступить со мной в схватку. Посреди заросшей травы темнели лужицы крови Марты, которой истекали его руки в полете. Он исчез, оставив в память о себе лишь девочку, чью жизнь искалечил в попытке присвоить себе.

Вытащив из кармана рисунок, я снова развернула его. Там, разукрашенный карандашами, красовался человечек в красном платьице верхом на рыжем коте, с волшебной палочкой в руках и моим именем, написанным с ошибкой.

– Больше нельзя медлить, – сказала я и вышедшему за мной Коулу, и самой себе. – Пора собирать ковен.

Ее смерть была похожа на выстрел прямо в висок.

Микроскопическая молния, приковавшая меня к подушке. В руки и ноги будто всю ночь вколачивали гвозди – напряжение, скручивающее мышцы и связки. Я бы закричала, если бы от горечи утраты у меня не отнялся голос.

– Просыпайся, Одри, – мягко позвала меня Рэйчел. – Пора спускаться.

Встать утром с постели и уже никогда не быть прежней – вот что это такое.

Если бы мы с Джулианом все еще ночевали в одной комнате, он бы обнял меня и мне бы стало легче. Но спальня Джулиана давно находилась в конце коридора, а он сам – в смятении и не меньшей агонии, чем я сама. Казалось, таких усилий, какие я приложила, чтобы сменить пижаму на белое платье, мне не приходилось прикладывать даже на уроках скрипки.

Распущенные волосы. Церемониальное молчание. Мрамор лестницы обжег ступни холодом. Я вышла босиком, согласно традиции, и прошла вниз по склону к берегу озера Шамплейн, сопровождаемая всхлипами своих братьев и сестер. Весь ковен бросал на меня заискивающие взгляды. Еще не та, перед кем следует кланяться, но уже и не та, кого можно небрежно трепать по щеке. Они не знали, как именно смотреть на меня, поэтому выходила угнетающая помесь сочувствия и недоверия.

– Она хотела, чтобы это сделала ты, – шепнула Рэйчел мне на ухо.

Я кивнула, провожая взглядом деревянный плот, загроможденный цветочными венками. Поверх него расстилалась белая вуаль, прикрывая источник моей боли.

– Fehu, – послушно сказала я, сжигая тело матери, отправленное в последнее плавание.

Рэйчел повернула меня лицом к ковену и, сплетя наши пальцы, подняла мою руку вверх.

– Верховная Виктория умерла, – объявила она, и я увидела, как в толпе сверкнула улыбка Джулиана, выдавленная сквозь слезы. – Да здравствует Верховная Одри!

* * *

– Не верю, что мы оставили Штруделя! У Ричи ведь память, как у золотой рыбки. Вдруг он забудет его покормить? Не зря же его посадили за мониторы, не доверяя другую работу. Черт, что же я наделал?..

Я открыла глаза, вдруг поймав себя на том, что дремлю, слушая нервозную болтовню Коула вполуха. Растерев глаза, красные от бессонницы, я уткнулась носом в окно и замерла, наблюдая калейдоскоп мелькающих пейзажей. Вывеска, обещающая самые вкусные пончики в Западной Вергинии. Колонна из дальнобойщиков дальнего следования. Пестрые фургончики с досками для серфинга, закрепленными на крыше. Мотели и забегаловки. Автозаправки и перекресток железных путей.