Глядя из будущего, можно сказать, что королевская инициатива была с самого начала неудачной, и тот, кто подсказал ему эту идею, дал суверену плохой совет. Без особой надежды на успех конституционный монарх ввязался в решение самого спорного из всех политических вопросов. Еще до провала конференции член парламента Чарлз Тревельян так изложил враждебное отношение к ней своих соратников-радикалов:

А когда конференция закончилась безрезультатно, Тревельян ликовал: «Вот к чему привело вмешательство короля! Его хорошо проучили за мерзкое поведение».

Жертва подобной враждебности имела все основания чувствовать себя обиженной. «Спасибо за Ваше теплое письмо и выраженное в нем сочувствие, — писал король одному из своих друзей. — В эти дни оно мне очень нужно, и я не могу удержаться от мысли, что со мной плохо обошлись». На самом деле настоящие страдания суверена и его подданных еще даже и не начинались. Через два дня после окончания конференции король совершил беспрецедентный поступок, отменив намеченное спортивное мероприятие. В связи с этим он писал герцогу Ричмондскому:

Менее чем через неделю Великобритания вступила в войну с Германией, и конфликт по ирландскому вопросу был на неопределенное время отложен.

В 1911 г. флот, собравшийся возле Портсмута на королевский смотр, насчитывал тридцать два линкора, тридцать четыре крейсера и шестьдесят семь эсминцев. Британия по-прежнему оставалась владычицей морей, и ее суверен был полон решимости и впредь сохранять такое положение дел. Будучи не только конституционным монархом, но и профессиональным моряком, он так уверенно обсуждал детали, что временами это удивляло министров. Вот как описывает Эшер аудиенцию, данную королем Асквиту в 1912 г.:

Сменявшие друг друга первые лорды Адмиралтейства всегда могли рассчитывать на поддержку монарха в деле сохранения значительного перевеса над Германией, которым Британия располагала на море. Надо сказать, что королю по-прежнему были присущи все те предрассудки и тот патриотизм, которыми отличались офицеры, находившиеся на действительной службе, хотя автор официальной биографии Георга V Гарольд Николсон утверждает:

Есть доказательства, что Николсон ошибается и что глубокая неприязнь к Фишеру, возникшая у короля еще в бытность принцем Уэльским, отнюдь не угасла после его восхождения на престол. К тому времени оба адмирала уже ушли с действительной службы, но их вражда продолжалась. В октябре 1910 г. Фишер писал другу: «Земля и небо пришли в движение, чтобы сделать Бересфорда адмиралом флота… и при этом широко упоминается имя короля. Короли и селедка сегодня дешевы!» Сообщение было верным: король действительно просил премьер-министра присвоить Бересфорду, хотя и находившемуся в отставке, высшее для флота воинское звание. Однако 1-й лорд Адмиралтейства Реджинальд Маккенна отклонил эту просьбу. Другие, более достойные адмиралы, заявил он Асквиту, будут недовольны этим шагом и справедливо станут приписывать это отличие чьему-то влиянию, а не внезапному признанию заслуг Бересфорда Советом Адмиралтейства.

По версии Фишера, твердый отказ Маккенны настолько не понравился королю, что он не избежал искушения отомстить. Как утверждал Фишер, Тринити-Хаус, старинный орган управления маячно-лоцманской службой, рекомендовал присвоить Маккенне звание Старшего Брата — большая честь, которой обычно удостаивались первые лорды Адмиралтейства. Однако король, когда ему показали рекомендации, вычеркнул имя Маккенны и взамен вписал имя другого министра-либерала, лорда Крюэ. Хотя архивы Тринити-Хаус свидетельствуют, что Крюэ действительно стал Старшим Братом, там нет никаких сведений, что якобы предполагалось сначала отметить таким образом заслуги Маккенны. Утверждения Фишера кажутся неправдоподобными еще и потому, что назначение нового Старшего Брата не требовало одобрения короля, не говоря уже о том, что такого рода месть не была свойственна обычно великодушному монарху.

В общем, эту историю Фишер, судя по всему, выдумал. А когда Эшер попытался помирить адмирала и короля, Фишер саркастически ответил: «Меня более чем радует, что, по Вашим словам, король хорошо обо мне думает и отзывается, поскольку ходят упорные слухи о прямо противоположном!»

Позднее он отзывался о людях, окружающих короля, как о «королевских подстрекателях».

Утверждения Фишера относительно короля и его двора вполне могли быть преувеличены; в отношениях с людьми он быстро переходил от искренней привязанности к ярой ненависти и наоборот. Что представляется достоверным, так это то, что Маккенна предпочел оскорбить короля, нежели навлечь на себя гнев Фишера. Даже находясь в отставке, бывший 1-й морской лорд оставался энергичным и изобретательным союзником любого политика, озабоченного обороной страны.

Поэтому, когда в октябре 1911 г. Уинстон Черчилль сменил Маккенну на посту 1-го лорда Адмиралтейства, Фишер сразу стал обращать его в свою веру. Будучи министром торговли и министром внутренних дел, Черчилль неохотно выделял деньги на расширение флота, предпочитая расходовать их на социальные нужды. Однако с самого начала появления в Адмиралтействе Черчилль сделался человеком Фишера, разделяя его пристрастие к дредноутам и подводным лодкам, поддерживая его стремление заменить уголь нефтью и желание обеспечить выходцам с нижней палубы наилучшие возможности для карьеры.

Неожиданно обнаружившееся рвение Черчилля в деле перевооружения флота и сохранении шестидесятипроцентного преимущества по крупным боевым кораблям над быстро растущим германским флотом получило одобрение короля. Тем не менее он был не согласен с планами 1-го лорда вывести линкоры из Средиземного моря и перевести их на охрану британских вод — тут сказывались как сентиментальное отношение старого моряка к Средиземному морю, так и боязнь поставить под удар путь в Индию. О своих взглядах он без колебаний сообщил Черчиллю, которого, однако, такой урок стратегии чрезвычайно возмутил. «Король наговорил о флоте больше глупостей, чем я когда-либо от него слышал, — писал Черчилль жене 12 мая 1912 г. — Было чрезвычайно неприятно выслушивать всю ту дешевую и глупую чепуху, которую он нес». Особенно возмутило Черчилля то, что Маккенна, его предшественник на посту военно-морского министра, направил королю меморандум, в котором говорил о слабости позиций британского флота в Средиземном море. Во время этой дискуссии Черчилль все же мог опираться на профессиональную поддержку принца Людвига Баттенберга, который писал ему: «Досадно, что король-моряк как морской стратег находится на одном уровне с Макк.!» Со своей стороны, король находил Черчилля способным, но неуживчивым министром.