— Эй, привет, детка, — сказал Сайварт, поднимаясь на ноги.

Ламек снова надел шляпу.

— Откуда она взялась? — спросил он.

Сайварт недовольно засопел.

— Она следила за вами, умник. Эд Ламек, познакомьтесь с Пенелопой Гринвуд. Она лучше вас умеет делать то, чем вы занимаетесь, знает все, что вы думаете, и может жутко вас обидеть, даже не произнеся ни слова. К тому же она самоучка — настоящий вундеркинд. Енох, вы, я полагаю, с ней уже знакомы.

Хоффман — в первый раз с момента, когда появился в собственном виде, — кажется, был сражен. Его нижняя губа дрожала, когда он смотрел на женщину в клетчатом пальто.

— Папа, — сказала она, — нам надо поговорить.

Ламек посмотрел на Сайварта.

— Гринвуд? И с Хоффманом? Трэвис, почему вы никогда нам об этом не сообщали?

Хоффман сделал какой-то неопределенный жест в сторону Ламека. Супервайзер поднял руки и начал что-то говорить, но то, что он сказал, утонуло в его шляпе, внезапно выросшей в размерах раза в два и поглотившей всю его голову. Он стал срывать ее обеими руками, но поля застряли у него под нижней челюстью. Толстый фетр заглушал его вопли.

Хоффман сделал шаг по направлению к женщине в клетчатом пальто, распахнув объятия.

— Я искал тебя, — сказал он. — Я так старался тебя найти…

— Может, я не хотела, чтобы меня нашли. — Она сняла с пальто какую-то пушинку, избегая его взгляда.

— Твоя мать увезла тебя от меня.

— Ты позволил, чтобы ее поймали, — сказала Пенелопа. — Для тебя работа была важнее, чем она.

Сайварт опустился на колени, чтобы поднять сигару. Он прислушивался к их разговору, словно знал эту историю с начала до конца. И Анвин понял, что Сайварт действительно знает всю их историю, потому что сам играл в ней определенную роль. Хоффман и его дочь говорили о двенадцатом ноября, о том дне, когда Сайварт прихватил Клеопатру Гринвуд в Центральном банке и заставил уехать из города. «Не стану рассказывать, о чем мы говорили, — написал он тогда в своем рапорте. — Не стану сообщать и о том, что произошло перед тем, как я посадил ее в поезд». Вот об этом они тогда и говорили — о маленькой девочке, дочери мисс Гринвуд. Тогда, на вокзале, они пытались договориться, решали, как вывезти Пенелопу из города, подальше от ее отца.

— Я сюда пришла вовсе не затем, чтобы обсуждать это, — сказала Пенелопа. — Я хотела рассказать тебе о своей нынешней работе. Она вся делается под землей, так сказать, подпольно, и ты о ней почти ничего не знаешь. Помнишь Хильду Полсгрейв? Она когда-то занималась в твоем парке фейерверками.

Анвин перевел дыхание, теперь уже по-настоящему. Хильда! Великанша Хильдегард! Сайварт встретился с ней в тот же день, когда вышел на Калигари, разговаривал с ней, пока она готовила из черного пороха свои адские смеси для ракет. А теперь она старший клерк третьего архивного отделения. Как это получилось, что одна из бывших сотрудниц Калигари стала работать в Агентстве?

Хоффман пришел в ярость:

— Так вы обе теперь работаете в Агентстве?! Работаете на него?!

Это он про главного контролера, догадался Анвин. Про человека, который, как утверждала мисс Гринвуд, в чем-то гораздо хуже, чем Енох Хоффман.

Хотя такое было трудно себе представить. А Ламек между тем упал на пол и стал кататься и извиваться, стуча кулаками по шляпе. Именно таким образом, понял Анвин, и должна была закончиться жизнь супервайзера Ламека: путем удушения собственной шляпой. И он не мог вмешаться, остановить этот процесс. И когда Ламек умрет, запись на пластинку закончится. Времени у него почти не осталось.

— Пенни, Пенни! — прошептал чревовещатель, он почти пропел ее имя. — Мы так давно потеряли друг друга! Где ты была все это время? Когда ты родилась, у тебя были такие чудные глазки, прямо маленькие зеркальца! Это было ужасно! И когда Калигари их увидел, то потребовал тебя себе в собственность. Но ты вернулась ко мне как раз вовремя. Мне нужна твоя помощь. Мы будем работать вместе, как это было раньше.

Сайварт рассмеялся:

— Ну конечно! Нам прекрасно известно, как здорово это у вас получалось!

— Двенадцатого ноября вам просто повезло! — резко бросил Хоффман.

Сайварт только отмахнулся от него, но женщина в клетчатом пальто смотрела на него с нескрываемым интересом. Так они и стояли, она и Хоффман, пристально глядя друг на друга. Он был почти на фут ниже ее и в своей мятой пижаме выглядел жалким и несчастным.

— Детка, — сказал Сайварт, — не слушай его.

Пенни не обратила на него внимания.

— Нам надо поговорить, — повторила она, обращаясь к отцу. — Наедине.

Нервно оглянувшись на Ламека, Сайварт сорвал с головы собственную шляпу. Но Хоффман вовсе не готовил никаких новых трюков.

— Я с него глаз не спускаю, — заявил он.

— И как ты думаешь, что он теперь предпримет? — спросила Пенелопа. — Попробует поковыряться в мусоре, скопившемся в укромных уголках твоего мозга? И выяснит, что ты один из негодяев? Ну так дай ему возможность немного там побродить. — Она бросила на Сайварта многозначительный взгляд и добавила: — Он все равно скоро вернется обратно к нам.

Хоффман нахмурился, потом вздохнул и сказал:

— Ну хорошо.

Он щелкнул пальцами, и единственное зеркало, что еще стояло у него за спиной, рассосалось, обратившись в туман. Сразу за ним открылись ступеньки, ведущие вниз, в парк развлечений.

Сайварт пожал плечами и надел шляпу обратно на голову. Раскурил свою сигару, пока ее кончик не заалел снова ярким оранжевым огоньком.

— Ну ладно, детки, можете продолжать тут развлекаться, — сказал он и, в последний раз взглянув на корчащееся тело Ламека, стремительно направился прочь от павильона кривых зеркал.

Анвин последовал за ним. Неестественно-жуткие фонари, горевшие снаружи, теперь светили гораздо ярче, пылая яростным сиянием, а тележки каруселей, погромыхивая, мчались по кругу с головокружительной скоростью. В воздухе пахло поп-корном и свежими опилками, а музыка шарманки просто оглушала. Сайварт запрыгнул на платформу карусели, и Анвин поспешил следом, ухватившись за поводья деревянной лошадки, чтобы удержать равновесие. Сайварт спрыгнул с противоположной стороны и потрусил прочь, в дальний конец парка.

Детектив двигался очень целенаправленно, словно в соответствии с заранее разработанным планом. Могло ли оказаться, что они с Пенелопой Гринвуд договорились обо всем заранее, чтобы он получил сейчас временную передышку? Анвин понятия не имел, как долго ему удастся за ним следовать. Он и так уже бился о пограничные стены того, что записал на пластинку механизм мисс Полсгрейв, и чувствовал, как что-то дергает и тянет его назад, вцепившись в череп. Этот сон был какой-то многослойный, напоминающий русскую матрешку, в которой каждая новая кукла вмещает в себя следующую, повторяясь десятки раз. Но если старший клерк третьего архивного отделения наблюдала за его сновидением, могла ли она переместить фокус с одного сознания на другое, сменив при этом частоту, что она, как уверял Ламек, вполне способна проделывать? Да, точно, чем ближе Анвин подходил к Сайварту, тем четче поддерживалась их связь в записи на пластинку.