Внутри здания прохлада была совсем приятной, дышалось вполне свободно. Сонный, чем-то неуловимо похожий на местного волкодава солдатик с болтающимся на поясе штык-ножом для порядка стукнул пару раз в дверь с красной табличкой «Комендант» и тут же просунул голову внутрь:

– Товарищ капитан, к вам пришли!

– Ага, это с борта? Ну, пускай проходят, пускай... – послышалось из-за двери. – Заходите, не стойте! Только закрывайте за собой, у меня кондишн работает!

После уличной жары в кабинете коменданта оказалось почти холодно. От старенького кондиционера бакинской выделки накатывал знобящий сквознячок. Из-за стола поднялся достаточно молодой человек в камуфляжной футболке без малейших следов погон, нашивок или других знаков различия. Лежавшая поверх бумаг фуражка позволяла предположить, что хозяин кабинета все-таки офицер. Впрочем, этот вывод можно было сделать и по висевшей на поясе основательно потертой кобуре – явно не пустующей.

– Так, я, получается, капитан Елисеев... Ага, кого я вижу! Дмитрич! Все еще летаешь, все еще коптишь небо на своей барбухайке! Какими судьбами к нам-то попал?

– Да вот, лечу в Гюмри, буду со своим «антошкой» прощаться. Ему тоже на пенсию пора, а все служит. Теперь вот стратегические партнеры на нем кататься будут. – Летчик тяжко вздохнул. – Да, и вот попутно тебе лишних хлопот привез, чтоб служба медом не казалась. Должен был чуть западнее привезти, а у них, понимаешь, закрыто все, теперь будут сами добираться.

– Понял, мне уже звонили. – Капитан дошел до гостей и протянул руку сначала майору, а потом и Юрию. – Так, лейтенант... э-э... Как вас звать-величать?

– Лейтенант Мудрецкий, товарищ капитан!

– Да ну, не тянитесь вы так, не надо, в самом деле! – отмахнулся комендант. – Климат у нас не тот, не располагает к строевой подготовке. Как вас по имени-отчеству?

– Юрий Борисович... Можно просто Юрий. Понимаете, товарищ капитан, нас сюда по ошибке послали. Вместо наших соседей, дежурный перепутал. И что нам теперь делать? У нас там учения, нам обратно нужно, в Шиханы. Там как раз проверка из Москвы, из самого Генштаба.

– Шиханы, Шиханы... Ага, вспомнил, от Энгельса на север, возле Сенной. Химики, значит? Ну, пусть будут химики, не мне же разбираться. – Капитан задумчиво посмотрел на висящую на стене кабинета огромную карту России и соседних стран, вплоть до Испании, Эфиопии и Вьетнама. На таких просторах проблема лейтенанта Мудрецкого и в самом деле казалась мелкой. – Вот что, Юрий, вы не в школе объясняете, почему на урок опоздали. Вы в армии. «You're in the army now!» – по-английски комендант говорил с великолепным классическим произношением, какого не услышишь в голливудских фильмах. Школьная учительница Юрия удавилась бы от зависти. Или вцепилась бы в глотку, доказывая правоту своего дубового «зэ». – Слыхали, надеюсь, такую песенку? Постарайтесь ее почаще вспоминать, помогает... Так вот, если бы ваше присутствие на этих учениях было жизненно необходимо, у меня бы сейчас звонил телефон и бегали посыльные. Потому что если наш родной Генштаб захочет найти пропавшее подразделение, то он его найдет за какие-нибудь полчаса, будьте уверены. У вас отец не маршал, нет? И даже не генерал?

– Нет, он у меня преподает...

– Не в военной академии часом? – Капитан явно не намеревался надолго прерывать свою речь. – Тогда рекомендую смириться со своей участью. Заметим, Юрий, я вам даже верю, что вас переслали в нашу курортную зону по ошибке, а не за неведомые мне грехи перед начальством... Я за службу и на то, и на другое успел насмотреться. Поэтому примите совет бывалого офицера: поезжайте в Грозный, найдите там то начальство, которому нужны именно ваши соседи, и убедите его поменяться. С кем вас перепутали, если не секрет?

– Со спецназом внутренних войск, – горестно вздохнул Мудрецкий. – Там рядом с нами был взвод старшего лейтенанта Волкова.

Это заявление произвело на коменданта потрясающее впечатление. В буквальном смысле. При упоминании соседа химиков по палаточному городку капитан Елисеев выпучил глаза, дернулся всем телом и нервно сглотнул. Потом шумно выдохнул и зачем-то потянул ворот футболки.

– Н-ну, знаете ли... – наконец смог пробормотать он. – Если вас вместо Саши-Оборотня прислали... Я вам скажу, Юрий Борисович, что или вас обменяют ближайшим рейсом из Ханкалы, или вы здесь останетесь, приживетесь и будете таким авторитетом, что в России ни одному крутому не приснится. Если, конечно, вас по столь же нелепой ошибке не отправят полетать без всякого аэродрома, на одном лишь ящике тротила. Впрочем, на Оборотня уже килограмм триста израсходовали, а он, видите, живой, – задумчиво добавил комендант. – Так что поезжайте, обязательно поезжайте в город Грозный. Здесь эту ошибку просто исправлять некому, все или там, или в Моздоке. В крайнем случае – в Ростове, в штабе округа, но до него несколько дальше ехать. Документики я вам сейчас выпишу, это в наших силах, бензинчику плесну – и катитесь отсюда, Юра, катитесь! Что-нибудь еще нужно?

– Патронов бы... – начал было Мудрецкий, но объяснить, каких именно и сколько, не успел. С улицы донеслись дикие, истошные крики, лай и незабываемый, фирменный рык разъяренного младшего сержанта Простакова. Через секунду в кабинет влетел дневальный:

– Товарищ капитан, там какие-то не наши Мамеда убивают!

Юрия чуть не затоптали – к счастью, пулей вылетевший в коридор капитан отшвырнул его в сторону. Дневальному не повезло – оба офицера, и комендант, и пилот, просто опрокинули его и по очереди споткнулись о лежащее тело. Мудрецкий посмотрел на валяющегося солдата, обнаружил признаки жизни, перепрыгнул и побежал догонять старших по званию. Он почему-то был полностью уверен, что без него дело не обойдется. Как не обошлось и без его подчиненных, столь опрометчиво предоставленных самим себе в чужом краю.

Возле стен командного пункта близился к завершению неравный и беспощадный бой. Старого пастуха прижали к дереву Багорин и Заморин, а скромный и тихий конюх Бабочкин уже достал свой штык и перехватил левой рукой дряхлую шею чуть пониже седой бороденки. Лица всех троих носили явные следы соприкосновения с блестящей сучковатой палкой, которую держал в руках запыхавшийся и потный Ларев. Хуже всех пришлось Заботину, единственному деду во взводе, – он зажимал разорванное и окровавленное левое плечо. Верный охранник пастуха бился в вытянутых руках Простакова, ухваченный за крестец и загривок. Пес еще пытался дотянуться до обидчиков сочащейся красным пастью, но и ему оставалось жить считаные мгновения – Леха выставил вперед колено и примеривал к нему середину собачьего хребта.

Мудрецкий разом похолодел и за секунду вспомнил всю прошедшую службу: вот Бабочкин, тихий, задроченный дух по прозвищу Баба Варя, одним ударом перерезает горло лошади... Простаков, вернувшись из отпуска, рассказывает о том, как он «взял» рысь голыми руками... Старлей Волков под шашлычок рассказывал, как однажды страшно отомстил пастух за пристреленную во время «зачистки» собаку... и как поколениями мстят горцы за любого убитого в своем роду, тем паче – за седобородых аксакалов...