Все заспорили, и пока дождь бил по макушкам слабо, словно пробуя каждого на звучание, Бочонку еще были слышны голоса. Мальчики уверяли, что с ними никогда таких глупостей не случится, девочки соглашались и вместе с мальчиками причмокивали, угощаясь гречневой кашей. Кубики скрылись, не дожидаясь развязки. Но вот полило сильнее, Бочонок перестал разбирать слова и только видел сквозь дождь, как дети спорят.

– Что же, – заключил он, – у каждого свои уши на голове.

1992

Годы своей жизни и время с шести до девяти утра лучше не тратить понапрасну.

В шесть – подъем, полстакана кефира, чтобы желудок проснулся, умыться и минут через пятнадцать – бегать. Километра полтора, больше не надо, потому что физкультура – это полезно, а спорт – вредно. Кто-то, конечно, скажет, что для серьезной пробежки полтора – это мало, но просто не надо говорить слово «пробежка». Можно сказать «динамическая зарядка», и все встанет на свои места. Ведь многие и зарядки не делают, а многие делают, но дома, на месте: потягиваются, приседают и тому подобное. А если к этому добавить теперь полтора километра бега, то какая динамическая зарядка получится!

В шесть сорок пять – душ и бритье. Тут тоже есть определенная оптимизация, потому что бриться лучше с распаренным лицом, а после душа оно как раз распарено. Если же это делать потом, то минут десять точно потеряется.

Итак, в семь ты привел мышцы в тонус, принял душ и побрился. То есть мог бы еще спать, а вон уже сколько дел сделано!

7.00–7.15 – легкий и полезный завтрак, например, салат. Откуда он взялся? Нельзя забывать о времени с 6.00 до 6.15, когда желудок просыпался после стакана кефира. Именно тогда салат был приготовлен, что и сэкономило в результате 15 минут.

После – чашка чая, и можно немного посидеть в Интернете, почитать новости, почувствовать дыхание наступающего дня.

7.30–8.00 – самосовершенствование. Несколько новых английских слов.

8.00 – составить план на день. Даже когда дел немного или нет совсем, лучше такой план иметь. Не для того, чтобы помнить о делах, а для того, чтобы их сделать, а не «не сделать». Пусть бумага написана тобой самим, пусть ее никто больше не видел и не утверждал, но, будучи бумагой с буквами, она уже имеет над твоей ленью магическую силу, волю к выполнению намеченного.

8.15 – можно было еще спать в это время или лениво потягиваться, но – нет! Нельзя терять ни секунды, жизнь коротка. Она убегает от тебя, корча гримасы, а морщины от этих гримас остаются на твоем лице. Если же рассчитать и оптимизировать, можно успеть все.

Завтрак в кафе уже начинался, завсегдатаи стекались на летнюю веранду, открывали ноутбуки, звонили по телефону. В воздухе пахло омлетом и манной кашей. Любимый столик не был занят. Он облокотился на прогретую солнцем стену, достал из сумки блокнот.

Стояло какое-то сентября, но никто не помнил какое, потому что было тепло и даже утром – жарко. Из приоткрытого окна тянуло кофе, желудок окончательно проснулся. Эти пять минут специально отводились на спокойствие, радость и красоту. Ну нельзя же куда-то гнать все время. Вот – трамвай проехал где-то за три улицы, вот – листва зашумела, вот – официантка повернулась, ушла в кафе, и ткань на ее платье – ровная, выглаженная, может быть, выглаженная только что. Чувствуется, что ей даже тепло от ткани: то ли это тепло еще утюга, то ли уже – утреннего солнца.

Медленно открыть блокнот. Погладить первую страницу. Бумага шершавая, в линеечку, желтенькая.

Ему всегда было интересно разгадывать, кто есть кто из посетителей. Каждый сидел за своим любимым столиком, занимался каким-то делом. В основном, конечно, у всех были ноутбуки, и уже что они в них делали, понять было невозможно. Люди выходили из дома, где был Интернет, затем шли на работу к Интернету, но, видимо, было что-то магически приятное в том, чтобы проверить почту здесь, на свежем воздухе, за тарелкой манной каши. За омлетом… За горячим тостом… Кофе!

Свежий воздух и молодой, здоровый организм, видимо, как-то договорились между собой. Есть уже хотелось не на шутку. Он достал ручку, снял колпачок, поставил точку на первой странице. Линия от тонкого дорогого пера получилась короткой и легкой, слегка направленной вверх. Это еще были не слова, даже не мысли, но уже их преддверие.

Каждое утро он приходил в кафе, чтобы писать. Книгу, дневник, что-нибудь. Что-то было у него внутри. Что-то очень похожее на это утро, на день и вечер, на всех и все, что он знал. Но оно не просто было. Оно еще уходило, не будучи написанным, а тем более – опубликованным. Как сказать об этом? В каких словах? Должна это быть история с героями или просто наблюдения? Внутри все было ясно и глубоко, а на бумаге – только точки и линии. И – наслаждение от нового дорогого пера, держа которое, он чувствовал себя не так, как без него. Необычно. Периодически исчерканная страница становилась непригодной для работы, и тогда она вырывалась, а следующая автоматически становилась первой, ждущей яркой, точной, самой лучшей в мире мысли.

Отведенные на созерцание минуты закончились, он поводил пером по воздуху, над бумагой. Задумался. Итак. Первая мысль… Первая… Мысль… Ее пока не было, секунды бежали, и ни одной из них он не хотел терять. Принесли омлет. Ну хорошо, поесть можно.

Вдали, на противоположной стороне веранды сидел угрюмый армянин. Он всегда приезжал на дорогой машине, парковался неприлично близко к перилам и заказывал чай. Армянин получил подпольное прозвище «человек, который решает вопросы», потому что однажды сам сказал кому-то по телефону: «Сижу в кафе, решаю вопросы». Он постоянно с кем-то разговаривал, одной рукой держа трубку, а второй стуча по столу, как будто втемяшивая собеседнику верную линию. Иногда к нему подходили люди и ненадолго присаживались за стол.

Чуть ближе сидел какой-то подросток лет четырнадцати. Ничего не заказывал, видимо, ждал родителей.

Еще ближе расположилась молодая женщина с ноутбуком. Она всегда бывала здесь минута в минуту, приходила с открытием и уходила в 9.15. Судя по всему, на работе у них было строго, но с другой стороны она не выглядела как подчиненная: секретарша какая-нибудь или менеджер. Она была не из тех, кого контролируют, скорее, наоборот. Незнакомка не вписывалась ни в какое клише, одевалась со вкусом, ум светился в глазах… Он специально приходил немного позже ее, чтобы быть замеченным, и садился напротив, за свой столик. Открывал блокнот, листал страницы, ставил точки. Не поднимал глаз, но страницы листались широко, глаза сощуривались в улыбке, словно радуясь найденной мысли, так что верилось – она должна его видеть.

Официантка подошла к подростку, тот улыбнулся и что-то заказал.

Незнакомка с ноутбуком была сегодня «с ноутбуком» номинально, по старой памяти – даже не достала его. Просто пила кофе, просто была, присутствовала, отламывала вилочкой свой оладушек. Она ела очень сдержанно, по-птичьи, «воспитанно», и от этой воспитанности бросало в дрожь, хотелось подойти и расцеловать ее. Но это получилось бы глупо, а может, и не глупо, но он все равно этого не делал. Что может быть пошлее – подсесть в кафе и завести разговор? К ней, кстати, подсаживались, даже армянин в перерыве между решением вопросов один раз пытался познакомиться, но и у него ничего не получилось. Вот если бы она сама однажды оценила его прищуры, его улыбки собственным мыслям и спросила женственно и просто: «А что вы такое пишите все время? Вы не писатель, случайно?»