Аэций медленно кивнул в ответ. Он ожидал, что карлик начнет упираться, кричать, что подвергают насилию, но в этот раз реакция была совершенно иной.

— Раз надо, так надо, — с готовностью молвил он. — Папа Лев, как я слышал, предпочитает ездить на муле. И если мне выдадут приличную лошадь, то я, пожалуй, его обгоню.

— У тебя будет все, что нужно, — сказал Аэций. — Я дам тебе лошадь и провожатых. Возможно, Карпилион захочет остаться у гуннов. Тогда напомни ему про данное слово… Нет, просто скажи, что в Равенне его дожидается отец.

— Скажу, что угодно, только это без надобности, — не без гордости ответил карлик, поднимая палец вверх. — Карпилион вернется. Он ни за что не нарушит данное слово. Это же я его таким воспитал!

Становище гуннов близ Медиолана

Всего каких-то полсотни лет назад сей дивный и славный город был столицей Империи, но нашествие варваров вынудило правившего тогда императора перенести её в Равенну. Помимо исполинских статуй в Медиолане остались великолепные имперские здания, христианские базилики, построенный Максимианом Герку́лием цирк и, так называемые, Герку́лиевы бани. У города было свое неповторимое величие. Медиолан пережил разграбление варварами и не раз подвергался насилию, но то, что с ним стало сейчас, было просто ужасно.

Прежде прекрасные здания лежали в руинах. Все было черным от копоти едких костров для сжигания трупов. Возле развалин копошились какие-то люди в лохмотьях. Повсюду валялись обглоданные человечьи кости.

Карпилион проехал по городу верхом и увидел это собственными глазами. Охраняли его букелларии отца, одетые простыми наемниками. И сам он выглядел так же — в дорожной накидке и шлеме, закрывавшем нижнюю половину лица. Со всех сторон на них косились бродяжки, то и дело вылезавшие из своих укрытий. Потерявшие кров, обезумевшие от голода, они смотрели на всадников как на добычу, и на всякий случай приходилось держать наготове мечи, чтобы не вздумали напасть.

В прошлом Карпилион навидался подобных зрелищ. Разграбленные города похожи, они одинаково пахнут смертью, борьба за жизнь становится главной целью, заставляя терять человеческий облик.

И все же разруха в Медиолане казалась какой-то странной и непривычной для глаза. То тут, то там попадались служители храма. Они таскали в носилках не только мертвых, но и живых, и, когда появлялись в своих долгополых одеждах, от них неизменно шарахались в сторону, уступая дорогу.

Карпилиону некогда было вдаваться в подробности того, что здесь происходит. Он хотел услышать это из первых уст — добраться до гуннов и поговорить с Онегесием.

Находилось их становище за городом возле леса. На подступах дымились костры. За ними, словно в зыбком тумане, виднелись пестрые шапки шатров. Карпилион дождался, пока стемнеет, оставил коня букеллариям и отправился к гуннам один.

* * *

— Кто там? — раздраженно спросил Онегесий. Последние дни он провел без сна и каждый свободный миг использовал на короткий отдых. В такое время входить к нему воспрещалось, а уж тем более беспокоить по пустякам.

— К тебе явился посланник, — раздалось снаружи шатра. — Говорит, аттила его прислал.

Услышав о том, кто пожаловал в становище, Онегесий понял, что отдохнуть не выйдет. Опять посланник и опять от аттилы. Предыдущему отрубили голову в назидание за обман. А этот, видимо, думает, что удастся его провести.

— Ладно. Сейчас я выйду, — сказал Онегесий, поднимаясь с ложа. Подвесил на пояс меч, натянул мохнатую шапку и нырнул за полог шатра.

— Ну, и где он? — спросил у своих подручных, стоявших у входа гурьбой, и вдруг увидел высокого воина. Тот был в закрытом имперском шлеме, в разрезе которого виднелась только полоска глаз. Онегесию хватило мгновения, чтобы их узнать.

— Входи, — кивнул он воину в шлеме. — А вы оставайтесь тут, — приказал подручным.

* * *

Карпилион был в ярости. После увиденного в Медиолане ему с трудом удавалось сдерживать гнев.

— Зачем ты сюда явился? — спросил он, снимая шлем.

— Выручать аттилу, — миролюбиво сказал Онегесий, — мы ведь друзья.

— Не морочь мне голову. Ты сбежал, когда я нуждался в друге, — напомнил Карпилион. — Так чего тебе надо теперь?

— Только то, что сказал, — отозвался стоявший напротив. — В Кийгороде было слышно, что аттилу разбили. Вот и пришел на подмогу.

— А войско откуда? Наплел степнякам, что по-прежнему ладишь с аттилой?

— Да мне и плести не пришлось. Они ни о чем не спросили. Твои жены сидят себе возле детей. Не знают, что ты их бросил…

— Я никого не бросал! — отрезал Карпилион. — У них достаточно золота, чтобы ни в чем не нуждаться. А вот ты ведешь себя так же, как Скотта. Прикрылся аттилой и завалил города мертвяками. Так ты решил меня выручить? Превратив в изувера?

— Ты и есть изувер, — проговорил Онегесий, задетый, видно, словами о Скотте. — И будь моя воля…

Он хотел добавить что-то еще, но почему-то осекся.

— Будь твоя воля — что? — подзадорил его Карпилион. — Перебил бы побольше народу?

— Убивает их мор, — послышалось за спиной.

Карпилион удивленно глянул на Онегесия и медленно повернулся.

Сзади стояла Ильдика. Встретившись с ним глазами, она, казалось, уж больше не видела ничего вокруг.

— Онегесий не виноват, — произнесла, смутившись под пристальным вопрошающим взглядом. — Не обвиняй его понапрасну. Служители храма позвали нас разогнать мародеров. Они думали это гунны и сказали, что в городе поселился мор, что нельзя прикасаться к вещам, а тем более их вывозить. Иначе мор будет всюду. Мы ответили, что среди мародеров не может быть гуннов. И тогда служители попросили помочь, потому что в городе только больные, а здоровых они убедили уйти. Вот мы и помогаем, чем можем. Отгоняем от города всякую нечисть, привозим еду для больных и тех, кто остался без крова.

Так вот почему бродяжки вылезли из укрытий, когда увидали приезжих — ждали подачки.

— И сколько за это берете?

— Служители храма благодарят нас молитвой, — сказал Онегесий. — Они говорят, что доброе дело зачтется на небесах.

«Зачтется», — подумал Карпилион и ударил его кулаком по скуле. От удара тот ковырнулся спиной на сундук, но тут же вскочил, намереваясь ударить в ответ.

— Что вы творите? Не смейте! — вскричала Ильдика, кинувшись между ними.

Онегесий стоял, раздувая ноздри, глаза его почернели. Не менее злобно выглядел и Карпилион.

— Как ты мог потащить её за собой?! — кричал он на Онегесия. — Почему не оставил в Кийгороде?!

Ильдика расталкивала их ладонями, словно быков, готовых кинуться друг на друга.

— Это я приказала. Я! Онегесий отговаривал меня от похода.